Пауло Коэльо

Алхимик

отвлекали его мысли о том, верное ли решение он принял. Однако он понимал главное: решение в любом деле—это всего лишь начало. Когда человек решается на что-то, то словно ныряет в стремительный поток, который унесет его туда, где он никогда и не помышлял оказаться.

«Отправляясь на поиски сокровищ, я и не предполагал, что буду работать в лавке, торгующей хрусталем. Точно так же этот караван может оказаться моим решением, но путь его так и останется тайной».

Перед ним сидел европеец и тоже читал книгу. Сантьяго он показался человеком несимпатичным: когда юноша вошел в барак, тот поглядел на него неприязненно. Это, впрочем, ничего—они все равно могли бы подружиться, если бы он не оборвал разговор.

Юноша закрыл книгу—ему ничем не хотелось походить на этого иностранца. Вынул из кармана Урим и Тумим и стал перебирать их.

-- Урим и Тумим! -- вскричал вдруг европеец.

Сантьяго поспешно спрятал камни.

-- Не продаются, -- сказал он.

-- Да и стоят недорого, -- ответил тот. -- Обыкновенные

кристаллы, ничего особенного. На свете миллионы таких камешков, однако человек понимающий сразу узнает Урим и Тумим. Но я и не подозревал, что они встречаются в этих краях.

-- Мне подарил их царь, -- ответил юноша.

Чужеземец, словно лишившись дара речи, дрожащей рукой

достал из кармана два камня—такие же, как у Сантьяго.

-- Ты говорил с царем, -- сказал он.

-- А ты ведь не верил, что цари говорят с пастухами, --

сказал Сантьяго, у которого пропала охота продолжать беседу.

-- Наоборот. Пастухи первыми признали Царя, когда его еще не знал никто в мире. Так что вполне вероятно: цари разговаривают с пастухами, -- и англичанин добавил, словно опасаясь, что юноша не понял: -- Об этом есть в Библии, в той самой книге, которая научила меня, как сделать Урим и Тумим. Бог разрешал гадать только на этих камнях. Жрецы носили их на золотых нагрудниках.

Теперь уж Сантьяго не жалел о том, что пришел на склад.

-- Быть может, это знак, -- промолвил, как бы размышляя

вслух, англичанин.

-- Кто сказал тебе о знаках? -- интерес Сантьяго рос с каждым мгновением.

-- Все на свете—знаки, -- сказал англичанин, откладывая свою газету.—Давным-давно люди говорили на одном языке, а потом забыли его. Вот этот-то Всеобщий Язык, помимо прочего, я и ищу. Именно поэтому я здесь. Я должен найти человека, который владеет этим Всеобщим Языком. Алхимика.

Разговор их был прерван появлением хозяина склада.

-- Повезло вам, -- сказал этот тучный араб. -- Сегодня

после обеда в Эль-Фаюм отправится караван.

-- Но мне нужно в Египет! -- воскликнул Сантьяго.

-- Эль-Фаюм находится в Египте. Ты откуда родом?

Сантьяго ответил, что он из Испании. Англичанин

обрадовался: хоть и одет на арабский манер, а все же европеец.

-- Он называет знаки везением, -- сказал он, когда хозяин вышел. -- О, если бы я только мог, то написал бы толстенную энциклопедию о словах «везение» и «совпадение». Именно из этих слов состоит Всеобщий Язык.

И добавил, что встреча его с Сантьяго, тоже обладающим камнями Урим и Тумим, была не простым совпадением. Потом осведомился, не Алхимика ли разыскивает юноша.

-- Я ищу сокровища, -- ответил тот и, спохватившись, прикусил язык.

Однако англичанин вроде бы не придал значения его словам и только сказал:

-- В каком-то смысле—я тоже.

-- Я и не знаю толком, что такое алхимия, -- сказал

Сантьяго, но тут снаружи раздался голос хозяина, звавшего их.

-- Я поведу караван, -- сказал им во дворе длиннобородый темноглазый человек.—В моих руках жизнь и смерть всех, кто пойдет со мной, потому что пустыня—особа взбалмошная и порою сводит людей с ума.

Готовились тронуться в путь человек двести, а животных— верблюдов, лошадей, ослов—было чуть ли не вдвое больше. У англичанина оказалось несколько чемоданов, набитых книгами. Во дворе толпились женщины, дети и мужчины с саблями у пояса и длинными ружьями за спиной. Стоял такой шум, что Вожатому пришлось несколько раз повторить свои слова.

-- Люди здесь собрались разные, и разным богам они молятся. Я же признаю только Аллаха, а потому именем его клянусь, что приложу все усилия для того, чтобы еще раз одержать верх над пустыней. Теперь пусть каждый поклянется тем богом, в которого верует, что будет повиноваться мне, как бы ни сложились обстоятельства. В пустыне неповиновение -- это гибель.