Ричард Бах

Чайка по имени Джонатан Ливингстон

и он пронесся над

волнами как пушечное ядро, серое при свете

луны.

Он сощурился, чтобы защитить глаза от ветра,

и его охватила радость. "Сто сорок миль в час!

Не теряя управления! Если я начну пикировать с

пяти тысяч футов, а не с двух, интересно, с

какой скоростью..."

Благие намерения позабыты, унесены

стремительным, ураганным ветром. Но он не

чувствовал угрызений совести, нарушив обещание,

которое только что дал самому себе. Такие

обещания связывают чаек, удел которых - заурядность.

Для того, кто стремится к знанию и

однажды достиг совершенства, они не имеют

значения.

На рассвете Джонатан возобновил тренировку.

С высоты пяти тысяч футов рыболовные шхуны

казались щепочками на голубой поверхности моря,

а Стая за завтраком - легким облаком пляшущих

пылинок.

Он был полон сил и лишь слегка дрожал от

радости, он был горд, что сумел побороть страх.

Не раздумывая, он прижал к телу переднюю часть

крыльев, подставил кончики крыльев - маленькие

уголки! - ветру и бросился в море. Пролетев

четыре тысячи футов, Джонатан достиг

предельной скорости, ветер превратился в

плотную вибрирующую стену звуков, которая не

позволяла ему двигаться быстрее. Он летел

отвесно вниз со скоростью двести четырнадцать

миль в час. Oн понимал, что если его крылья

раскроются на такой скорости, то он, чайка,

будет разорван на миллион клочков... Но

скорость - это мощь, скорость - это радость,

скорость - это незамутненная красота.

На высоте тысячи футов он начал выходить из

пике. Концы его крыльев были смяты и

изуродованы ревущим ветром, шхуна и стая чаек

накренились и с фантастической быстротой

вырастали в размерах, преграждая ему путь.

Он не умел останавливаться, он даже не знал,

как повернуть на такой скорости.

Столкновение - мгновенная смерть.

Он закрыл глаза.

Так случилось в то утро, что на восходе

солнца Джонатан Ливингстон, закрыв глаза,

достиг скорости двести четырнадцати миль в час

и под оглушительный свист ветра и перьев

врезался в самую гущу стаи за завтраком. Но

Чайка Удачи на этот раз улыбнулась ему - никто

не погиб.

В ту минуту, когда Джонатан поднял клюв в

небо, он все еще мчался со скоростью сто

шестьдесят миль в час. Когда ему удалось

снизить скорость до двадцати миль и он смог

наконец расправить крылья, шхуна находилась на

расстоянии четырех тысяч футов позади него и

казалась точкой на поверхности моря.

Он понимал, что это триумф! Предельная

скорость! ДВЕСТИ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИЛЬ В ЧАС ДЛЯ

ЧАЙКИ! Это был прорыв, незабываемый,

неповторимый миг в истории Стаи и начало новой

эры в жизни Джонатана. Он продолжал одинокие

тренировки, он складывал крылья и пикировал с

высоты восемь тысяч футов и скоро научился

делать повороты.

Он понял, что на огромной скорости

достаточно на долю дюйма изменить положение

хотя бы одного пера на концах крыльев, и уже

получается широкий плавный разворот. Но задолго

до этого он понял, что, если на такой скорости

изменить положение хотя бы двух перьев, тело

начнет вращаться, как ружейная пуля, и...

Джонатан был первой чайкой на земле, которая

научилась выполнять фигуры высшего пилотажа.

В тот день он не стал тратить время на

болтовню с другими чайками; солнце давно село,

а он все летал и летал. Ему удалось сделать

мертвую петлю, замедленную бочку, многовитковую

бочку, перевернутый штопор, обратный иммельман,

вираж.

Была уже глухая ночь, когда Джонатан

подлетел к стае на берегу. У него кружилась

голова, он смертельно устал. Но, снижаясь, он с

радостью сделал мертвую петлю, а перед тем, как

приземлиться, еще и быструю бочку. "Когда они

услышат об этом, - он думал о Прорыве, - они

обезумеют от радости. Насколько полнее станет

теперь жизнь! Вместо того, чтобы уныло сновать

рядом с берегом и рыболовными шхунами - знать,

зачем живешь! Мы покончим с невежеством, мы

станем существами, которым доступно

совершенство и мастерство. Мы станем

свободными! Мы научимся летать!"

Будущее было заполнено до предела, оно

сулило столько заманчивого!

Когда он приземлился, все чайки были в

сборе, потому что начинался Совет; Видимо, они

собрались уже довольно давно. На самом деле они

ждали.

- Джонатан Ливингстон! Выйди на середину! - Слова

Старейшего звучали торжественно.

Приглашение выйти на середину означало или

величайший позор, или величайшую честь. Круг

Чести - это дань признательности, которую чайки

платили своим великим вождям. "Ну конечно, - подумал

он, - утро, Стая за завтраком, они