- Может быть, ты все-таки об'яснишь, как это ты меня
вычислил? Ты имел в виду, что наши самолеты похожи?
- Мы, чудотворцы, должны держаться вместе, - сказал он.
Эта фраза и то, как он ее произнес, была одновременно и
доброй и пугающей.
- Ах... Дон... Что касается твоего последнего
замечания, может быть, ты пояснишь, что значит "мы,
чудотворцы"?
- Судя по ключу, лежащему на чехле, я могу предположить,
что сегодня утром ты практиковался в левитации. Разве
я не прав?
- Ничем я не занимался! Я проснулся... Эта штука сама
меня разбудила!
О! С_а_м_а п_о с_е_б_е, - смеялся он надо мной.
- Да. С_а_м_а п_о с_е_б_е.
- Ричард, в чудесах ты разбираешься не более, чем в
приготовлении оладьев.
В ответ на это я промолчал, просто поудобнее растянулся
на своем одеяле. Если он хотел сказать что-нибудь еще, он
мог сделать это, когда ему только заблагорассудится.
- Некоторые из нас начинают постигать это подсознательно.
Наш просыпающийся разум отказывается принимать это,
поэтому мы творим чудеса во сне, - он смотрел на небо, на
первые появившиеся облака.
- Не будь нетерпелив, Ричард. Все мы находимся на пути к
дальнейшим знаниям. Теперь они придут к тебе намного
быстрее, и ты станешь старым мудрым духовным маэстро раньше,
чем сам об этом догадаешься.
- Что значит: "раньше, чем я об этом догадаюсь"? Я
вообще ничего не хочу об этом знать.
- Ты ничего не хочешь знать?
- Нет, я хочу знать, почему существует мир, как он
устроен и почему я в нем живу и где я буду жить потом... Это
я хочу знать. Ну, скажем, как летать без самолета, если мне
это понадобится...
- Прошу прощения.
- За что?
- Так дело не пойдет. Если ты узнаешь, как устроен мир
и как он существует, ты автоматически начнешь творить
чудеса, вернее, то, что другие будут называть чудесами. Но
на самом-то деле в них нет ничего чудесного. Научись тому,
что умеет делать фокусник, и все волшебство фокусов
пропадет, - он опустил взгляд вниз. - ты такой же, как все.
Ты уже все знаешь, просто ты это еще не осознал.
- Я что-то не припомню, - сказал я, - чтобы ты
спрашивал у меня, хочу ли я всему этому научиться. Тому, что
собирает вокруг тебя толпу, тому, что сделало всю твою жизнь
несчастной. Что-то я об этом запамятовал.
Как только я произнес эти слова, я подумал, что он
скажет, что я вспомню об этом позже, и что в этом он будет
прав.
Он лежал на траве.
- Послушай, не нужно беспокоиться о толпах. Они и
пальцем тебя не тронут, пока ты сам этого не захочешь.
Запомни, ты - волшебник: бах! - ты невидим и проходишь
сквозь запертые двери.
- Но толпа в Трое все-таки тебя достала.
- А разве я говорил, что мне этого не хотелось? Я
позволил им это сделать. Мне это понравилось. Во всех нас
есть немного честолюбия, иначе мы никогда не стали бы
учителями.
- Но разве ты все это не бросил? Я же читал...
- Судя по тому, как все это происходило, я начал
превращаться в одного-и-единственного-мессию-на-полномрабочем-не,
а эта работа не по мне. Но, понимаешь, я не мог
разучиться тому, что я узнал во всех своих предыдущих
жизнях.
Я сорвал травинку и закрыл глаза.
- Послушай, Дональд, что ты пытаешься мне об'яснить?
Почему бы тебе прямо не сказать мне, что, собственно,
происходит?
После долгого молчания он сказал:
- А, может быть, ты мне это скажешь? Ты будешь
рассказывать мне то, что я пытаюсь тебе об'яснить, а если ты
ошибешься, я тебя поправлю.
С минуту я размышлял, а затем решил его удивить.
- О'кэй, я тебе скажу.
Я помолчал некоторое время, чтобы посмотреть, как он
будет реагировать, если мой ответ заставит себя ждать.
Солнце взошло уже достаточно высоко, потеплело. Где-то на
невидимом отсюда поле какой-то фермер, ранняя пташка, начал
обрабатывать свое кукурузное поле трактором.
- О'кэй, я тебе скажу. Во-первых, то, что я увидел тебя
на поле в Феррисе, не было простым совпадением, верно?
Он лежал тихо, не говоря ни слова.
- Во-вторых, мы с тобой когда-то заключили мистический
договор, о котором я забыл, а ты нет.
Лишь тарахтение мотора было слышно в мягком шелесте
ветра.
Что-то внутри меня подсказывало мне, что то, что я
говорю, не вымысел. Я говорил правду.
- Я бы сказал, что мы уже встречались три или четыре
тысячи лет назад, может быть чуть раньше или чуть позже. Нам
с тобой нравятся одни и те же приключения; возможно, мы
ненавидим одних и тех же разрушителей, учимся с одинаковой
радостью и одинаково быстро. Но у тебя