Вадим ПАНОВ

ТАГАНСКИЙ ПЕРЕКРЕСТОК

что на «Фабрике» поют, я за пять минут пишу! И выбрасываю! Потому что мне стыдно их показывать приличным людям. Я — художник...
    
* * *
    
     Старый кирпичный дом, в котором жил Николай Александрович Шепталов, Катя нашла не сразу. Во-первых, она вообще с трудом ориентировалась в незнакомых местах, а во-вторых, шестой корпус Шепталова оказался довольно далеко от улицы, и девушке пришлось побродить по дворам, путаясь в лабиринте сквериков, детских площадок, гаражей, неожиданно появляющихся заборов и помоек. В какой-то момент она даже собралась плюнуть на все, но упрямство, а также неприятные воспоминания о ночном кошмаре заставили ее двигаться вперед. Катя понимала, что если она бросит свою затею на полпути, страшное видение вернется. И это понимание помогло ей продолжить поиски спрятавшегося среди кленов и тополей шестого корпуса и в конце концов найти его.
     И найти Шепталова.
     Гроб как раз вынесли из подъезда и принялись грузить в автобус. За происходящим внимательно наблюдала небольшая группа родственников в траурных одеждах. Одна из женщин плакала, лысый мужчина негромко руководил погрузкой, остальные собравшиеся молчали.
     Приближаться к ним Катя не стала. Медленно прошла через детскую площадку и остановилась за спинами зевак.
     — Молодой совсем, — вздохнула старушка в черном платке.
     Традиционная фраза, обязательно звучащая при известии о смерти. Сколько бы ни было покойнику лет, найдется среди провожающих такой, кто сочтет своим долгом напомнить: «Молодой какой, ему бы еще жить да жить... »
     — Сорок девять, — добавила тетка в красном плаще.
     — А что случилось? — Это другая тетка, с пакетом в руке. Шла из магазина и заинтересовалась.
     — Рак у него был, — поведала старушка. — Неоперабельный, потому что нашли поздно. Мучился Коля, мучился да и помер. Кто-то даже говорит: облегчение ему вышло. Вот.
     — Страшное дело, — вздохнула тетка.
     — Кошмар, — согласно кивнула старушка и перекрестилась.
     Гроб погрузили, родственники заняли места в автобусе, и печальный кортеж выехал со двора.
     — В последний путь, так сказать...
     — Ни детей, ни жены, — продолжила вздыхать старушка. — Был Коля Шепталов, и нет его.
     — К нему вроде женщина какая-то ходила?
     — Медсестра.
     — А квартиру он приватизировать успел?
     — Вряд ли, — подумав, бросила тетка в красном, — а то с чего бы это родственникам такими хмурыми быть? Теперь непонятно, кому жилплощадь достанется.
     — Знамо кому: новому русскому какому-нибудь. Район у нас видный, сразу налетят, вороны...
     Слушать разворачивающуюся дискуссию о квартирах, бандитах и взяточниках из префектуры Катя не стала. Закурила, развернулась и побрела к метро.
     «Я позвонила, и он умер».
     «Я позвонила, и он умер».
     Думать о чем-то другом девушка не могла.
     «Я позвонила, и он умер».
     А вечером она впервые услышала в телефонной трубке глубокий голос незнакомки:
     «Катерина?»
     «Да».
     «Не стоит пугаться того, чего не изменить. Прими свой дар как должное».
     «О чем вы говорите?»
     «Ты знаешь, о чем».
     «А если не знаю?»
     «В таком случае я говорю о том, что ты видела сегодня возле шестого корпуса... »
     Катя выключила все находящиеся в доме телефоны и, сжавшись в уголке дивана, просидела без