Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

вашим именем, молодой человек? -

спросил он таким приятным, хорошо поставленным голосом, какой мне вряд

ли доводилось когда-либо слышать.

То, что он назвал меня "молодым человеком", мгновенно подкупило

меня.

- Мое имя Карлос Арана, сударь, - ответил я. - Могу ли я в свою

очередь поинтересоваться вашим?

Он изобразил на лице удивление, широко раскрыл глаза и отскочил в

сторону, как будто на него кто-то напал. Затем он шумно расхохотался. На

его смех из внутреннего дворика вышла бабушка. Увидев его, она

взвизгнула, как девчонка, и заключила его в нежнейшие объятия. Он

приподнял ее, как будто она ничего не весила, и закружил. Я заметил, что

он был очень высок. Крепость его телосложения скрывала его рост. У него

в прямом смысле было тело профессионального борца. Будто заметив, что я

его рассматриваю, он согнул бицепс.

- В свое время я немного занимался боксом, сударь, - сказал он,

ничуть не заблуждаясь относительно моих мыслей.

Бабушка представила его мне, сказав, что это ее сын Антуан, ее

дорогой мальчик. Она сказала, что он драматург, режиссер, писатель и

поэт.

Его атлетическое сложение поднимало его в моих глазах. Я не понял

сразу, что он был приемышем, однако заметил, что он не похож на

остальных членив семьи. Те все напоминали ходячие трупы, в нем же жизнь

бурлила через край. В этом мы были чрезвычайно похожи. Мне нравилось,

что он ежедневно тренируется, используя мешок в качестве боксерской

груши. Особенно мне нравилось, что он не только боксировал, но и пинал

мешок ногами, совмещая одно с другим совершенно поразительным образом.

Тело его было крепким, как камень.

Однажды Антуан поведал мне, что единственным его страстным желанием

были стать выдающимся писателем.

- У меня есть все, - сказал он. - Жизнь была ко мне весьма

благосклонна. У меня нет лишь того единственного, что я хочу иметь, -

таланта. Музы не любят меня. Я высоко ценю то, что читаю, но не могу

создать ничего такого, что мне самому хотелось бы читать. В этом

источник моих мук; чтобы соблазнить муз, мне недостает то ли усидчивости,

то ли обаяния, поэтому жизнь моя пуста настолько, насколько это вообще

возможно.

Затем Антуан стал говорить, что единственным его подлинным

достоянием является его мать. Он назвал мою бабку своим оплотом, своей

опорой, своим вторым "я". Наконец он произнес слова, которые в высшей

степени взволновали меня.

- Не будь у меня моей матери, - сказал он, - я не жил бы.

Я понял тогда, насколько глубоко он был привязан к моей бабушке.

Мне вдруг живо вспомнились все те леденящие душу истории об испорченном

ребенке Антуане, которые рассказывали мне мои тетки. Бабушка

действительно донельзя избаловала его. Однако им, казалось, было хорошо

вместе. Я видел, как они сидели часами, она держала его голову на

коленях, как будто он все еще был ребенком. Я не видел, чтобы моя

бабушка общалась с кем-либо так долго.

Настал день, когда Антуан вдруг стал много писать. Он принялся за

постановку пьесы в местном театре, пьесы, автором которой был он сам.

Когда представление состоялось, оно имело шумный успех. Местные газеты

печатали его стихи. Было похоже на то, что он попал в полосу вдохновения.

Но спустя всего несколько месяцев этому пришел конец. Редактор местной

газеты публично обвинил его в плагиате и опубликовал статью в

подтверждение вины Антуана.

Моя бабушка, естественно, не хотела и слышать о недостойном

поведении своего сына. Она объясняла происходящее проявлением глубокой

зависти. Все жители этого города завидовали элегантности ее сына, его

блеску. Они завидовали его темпераменту и уму. Бесспорно, он был

воплощением элегантности и хороших манер. Но он определенно был

плагиатором, в этом не было никакого сомнения.

Антуан никогда ни перед кем не объяснялся в своем поведении. Я

слишком любил его, чтобы спрашивать об этом. У меня просто недоставало

смелости. Мне кажется, у него были на то свои причины. Но что-то,

казалось, прорвалось; с того момента мы жили, если можно так выразиться,

галопом. День ото дня в доме происходили столь разительные перемены, что

я уже привык чего-то ждать, то ли хорошего, то ли плохого. Однажды

вечером моя бабушка внезапно вошла в комнату Антуана. В ее взгляде была

такая суровость, какой я никогда за ней не замечал. Когда она говорила,

губы ее дрожали.

- Случилось нечто ужасное, Антуан, - начала она. Антуан остановил

ее. Он попросил ее дать ему возможность объясниться. Она резко оборвала

его.