своего подсудимого. Иногда же чувствительности лишалось даже все тело, и допрашиваемые не только не страдали на дыбе, но даже засыпали среди ужаснейших мук.
Девятнадцатый век разобрался в этих состояниях анестезии и аналгезии, как в естественных нервных аномалиях организма. Но в XVI-XVIII веках они в ведовских процессах слыли “волшебством безмолвия” (maleficum taciturnitatis) и считались тягчайшими уликами против обвиняемых. В известные сроки колдуны и ведьмы собирались на поклон своему господину, а он задавал им пир. Каждая страна имела определенные урочища, слывшие местами подобных собраний, число участников в которых насчитывалось
тысячами.
Во Франции главным местом колдовских сборищ почитался Puy de D6me. В Германии - Блоксберг, Хорсельберг, Бехтельсберг и многие другие горы. В Швеции - Блакулла. В Испании - ланды Бараона и пески под Севильей. В Италии - знаменитейшее сборище - у Беневентского орешника (Noce di Benevento), гора Патерно близ Болоньи, гора Спинато близ Мирандолы. В Литве - гора Шатрия (в Шавельском уезде), в польских Карпатах - Бабья Гора. В России - Лысая Гора близ Киева. Впрочем, Лысые Горы такой же скверной репутации имеются и в других славянских землях. Ходовский насчитывает до пятнадцати урочищ этого имени. А мифологи стихийной школы с А. Н. Афанасьевым во главе считают, что “Лысая гора, на которую, вместе с бабою-ягою и нечистыми духами, собираются ведуны и ведьмы, есть светлое, безоблачное небо”. Славились сборища и в пустыне на берегу Иордана в Палестине, и на огнедышащей Гекле в Исландии. Обыкновенно сборища бывали раз в неделю, в разных странах отводились для них и разные дни. Но сверх того предполагалось, что у колдовского народа имеются и свои большие годовые праздники, обыкновенно совпадавшие с канунами больших праздников христианской церкви. В Германии главный праздник ведьм падал на Вальпургиеву ночь (Walpurgisnacht, ночь св. Вальпурги), что хорошо известно всякому, кто читал “Фауста” Гете или хоть видел заимствованные из него оперы и балеты. Ведьмы и колдуны отправлялись на игрища по воздуху, натерев тело свое особыми летучими мазями, верхом на метлах, вилах, лопатах, скамьях, либо на дьяволах во образе козлов, свиней и собак. Летели они не слишком высоко над землею и во время перелета должны были остерегаться, как бы не обмолвиться Христовым именем, - если это случалось, испуганный Дьявол ронял забывшегося седока наземь не разбирая с какой высоты. Иные хитрые черти сами провоцировали подобные восклицания в расчете погубить своих седоков. Однажды Дьявол, в виде черного коня, нес по воздуху через Ла-Манш, из Шотландии во Францию, великого волшебника Михаила Скотта. - Скажи, пожалуйста, Михаил, - задал он колдуну простой вопрос, - что это за ерунду бормочут себе под нос ваши Цандские старушонки вечером перед тем, как лечь в постель?.. Неопытный маг, конечно, не забыть осведомить любопытного черта.
Тот же злополучный эффект получался, если ведьму в ее полете настигали звуки молитвы Ave Maria или колокольный звон. На тему такого падения написана одна из лучших баллад Мирры Лохвицкой - “Мюргит”.
Проснувшись рано, встал Жако, шагнул через забор.
Заря окрасила едва вершины дальних гор.
В траве кузнечик стрекотал, жужжал пчелиный рой;
Над миром благовест гудел - и плыл туман сырой.
Идет Жако и песнь поет; звенит его коса;
За ним подкошенных цветов ложится полоса.
И слышит он в густой траве хрустальный голосок:
“Жако, Жако! иль ты меня подкосишь, как цветок?”
Взглянул Жако, - сидит в траве красавица Мюргит,
Одними кудрями ее роскошный стан прикрыт...
“Кой черт занес тебя сюда?” - смеясь, спросил Жако.
“Везла я в город продавать сыры и молоко.
Взбесился ослик и сбежал - не знаю, где найти.
Дай мне накинуть что-нибудь, прикрой и приюти".
“Э, полно врать, - вскричал Жако. - Какие там сыры?
Кто ездит в город нагишом до утренней поры?
Тут, видно, дело неспроста. Рассмотрят на суду.
Чтоб мне души не погубить - к префекту я пойду”.
“Тебе откроюсь я, Жако, - заплакала она:
Меня по воздуху носил на шабаш Сатана.
Там в пляске время провели - потом запел петух.
Меня домой через поля понес лукавый дух.
Вдруг снизу колокол завыл - метнулся Сатана.
В траву, как пух, слетела я. Вот вся моя вина.
О,