Кастанеда Карлос

Путешествие в Икстлэн

меня по шляпе.

- Я же сказал тебе, - сказал он, - телу нравятся подобные вещи.

Затем он сказал, что я должен позволить своей накопленной энергии провести меня через кусты к моему блокноту. Он мягко толкнул меня в чапараль. Какое-то время я шел бесцельно и затем наткнулся на него. Я подумал, что, должно быть, бессознательно запомнил направление, в котором дон Хуан бросил его. Он объяснил события, сказав, что я шел прямо к блокноту, потому что мое тело долгое время пропитывалось неделанием.

15. НЕДЕЛАНИЕ

Среда, 11 апреля 1962 года.

Возвратившись к своему дому, дон Хуан посоветовал, чтоб я занялся своими записками, как будто бы со мной ничего не произошло, и чтобы я не думал и не упоминал ни об одном из тех событий, которые я испытал.

После дневного отдыха он заявил, что нам следует покинуть это место на несколько дней, потому что желательно иметь какое-то расстояние между нами и теми существами. Он сказал, что они глубоко на меня повлияли, хотя я еще и не заметил их эффекта, потому что мое тело недостаточно чувствительно. Однако, через короткое время я серьезно заболею, если не поеду к месту своего предрасположения, чтобы укрепиться и восстановить силы.

Мы уехали перед восходом, держа путь на север, и после утомительной езды и быстрой ходьбы мы прибыли на вершину того холма во второй половине дня.

Дон Хуан, как он делал это раньше, покрыл то место, где я уже однажды спал, веточками и листьями. Затем он дал мне горсть листьев, чтобы я их положил на кожу живота, и велел лечь и отдохнуть. Он подготовил другое место для себя немножко слева от меня, примерно в полутора метрах от моей головы и тоже лег.

Через какие-то минуты я начал ощущать растекающуюся теплоту и чувство превосходного самочувствия. Это было ощущение физического удобства. Такое ощущение, будто я был подвешен в воздухе. Я полностью мог согласиться с доном Хуаном, что постель из струн будет поддерживать меня парящим. Я сказал о невероятном качестве своих чувственных восприятий. Уверенным тоном дон Хуан заявил, что для этой самой цели и сделана была постель.

- Я не мог поверить, что это возможно! - воскликнул я.

Дон Хуан принял мое заявление буквально и укорил меня. Он сказал, что устал от того, что я действую, как крайне важное существо, которому вновь и вновь следует давать доказательства того, что мир неизвестен и чудесен.

Я попытался объяснить, что мое риторическое восклицание не имело значения. Он заявил, что если бы это было так, то я бы выбрал другое замечание. Казалось, он был серьезно раздражен из-за меня. Я наполовину сел и стал извиняться. Но он засмеялся и, подражая своей манере говорить, предложил целый ряд высокопарных риторических восклицаний, которые я мог бы использовать. В конце концов я засмеялся над рассчитанной абсурдностью некоторых из предлагаемых им альтернатив.

Он усмехнулся и мягким тоном напомнил мне, что я должен отрешиться от себя и отдаться ощущению парения.

Убаюкивающее чувство мира и полноты, которое я испытывал на этом заколдованном месте пробудило какие-то глубоко погребенные эмоции во мне. Я начал говорить о своей жизни. Я признался, что я никогда не уважал и не любил никого, даже самого себя, и что я всегда чувствовал себя врожденно злым, поэтому мое отношение к другим всегда прикрывалось определенной бравадой и наглостью.

- Верно, - сказал дон Хуан. - ты не любишь себя совершенно.

Он хохотнул и сказал, что он видел в то время, как я говорил. Его рекомендацией было, что я не должен сожалеть ни о чем из того, что я сделал, потому что выделять чьи-то поступки, как плохие, некрасивые или злые, значило принимать на себя ничем не обоснованную важность.

Я нервно шевельнулся, и постель из листьев издала шуршащий звук. Дон Хуан сказал, что если я хочу отдохнуть, я не должен раздражать свои листья и что я должен подражать ему, то есть лежать и не делать никаких движений. Он сказал, что в своем видении наткнулся на одно из моих настроений. Какое-то время он колебался, видимо подыскивая подходящее слово и затем сказал, что то настроение, о котором он говорит, являлось рамкой ума, в которую я постоянно впрыгиваю. Он объяснил это, как своего рода ловчую дверь, которая неожиданно открывается и проглатывает меня.

Я попросил его быть более точным. Он сказал, что невозможно быть конкретным, говоря о видении.