воина. Ты должен понять, чтовоин не дурак. Воин - это не запятнанный охотник, который охотится за силой. Он не пьян, не безумен, у него нет ни времени, ни расположения, чтобы передергивать или лгать себе, или делать неправильный ход. Ставки слишком высоки для этого. Ставки, это его разграниченная упорядоченная жизнь, на которую у него ушло так много времени, чтобы подтянуть ее и сделать совершенной. Он не собирается отбрасывать все это, делая какой-нибудь глупый неправильный расчет, принимая что-либо за что-либо еще.
Сновидения - реальность для воина, потому что в них он может действовать сознательно. Он может выбирать или отказываться. Он может выбирать среди различных моментов, которые ведут к силе, и затем он может манипулировать с ними и использовать их, тогда как в обычном сне он не может действовать сознательно.
- В таком случае ты хочешь сказать, дон Хуан, что сновидения реальны?
- Конечно, реальны.
- Так же реальны, как то, что мы делаем сейчас?
- Если ты хочешь сравнивать одно с другим, что ж, они, пожалуй, более реальны. В сновидениях ты имеешь силу. Ты можешь изменять вещи, ты можешь находить бесчисленные скрытые факты. Ты можешь контролировать все то, что ты хочешь.
Утверждение дона Хуана отзывалось во мне на определенном уровне. Я легко мог понять его любовь к той идее, что можно делать все во сне. Но я не мог принять его серьезно. Прыжок был слишком велик.
Секунду мы смотрели друг на друга. Его заявления были безумны, и, тем не менее, он был, согласно всему моему знанию о нем, один из самых здравомыслящих людей, которых я когда-либо встречал.
Я сказал ему, что не могу поверить в то, что он принимает свои сны за реальность. Он усмехнулся, как если бы знал размеры моей непоколебимой позиции. Затем он поднялся и, ни слова не говоря, вошел в дом. Я долгое время сидел в состоянии отупения, пока он не позвал меня к задней части дома. Он приготовил какую-то кашу и дал мне чашку.
Я спросил его о том времени, когда человек бодрствует. Я хотел узнать, называет ли он как-нибудь его особенно, но он не понял или не захотел ответить.
- Как ты называешь это, вот то, что мы делаем сейчас? - спросил я, имея в виду, что то, что мы делаем, было реальностью в противоположность снам.
- Я называю это едой, - сказал он, удерживая смех.
- Я называю это реальностью, потому что еда наша действительно имеет место.
- Сновидение тоже имеет место, - ответил он, посмеиваясь. - точно так же охота, хождение, смех.
Я не настаивал на споре, однако я не мог, даже если бы я вышел из себя, принять его идею. Он, казалось, был доволен моим отчаянием.
Как только мы кончили есть, он заметил, что мы отправляемся на прогулку. Но мы не будем бродить по пустыне, так, как мы это делали раньше.
- На этот раз по-другому, - сказал он. - с этого времени мы будем ходить на места силы. Ты должен научиться делать себя доступным силе.
Я опять выразил свое замешательство. Я сказал, что я недостаточно квалифицирован для такого дела.
- Продолжай, ты оправдываешь глупый страх, - сказал он низким голосом, поглаживая меня по спине и доброжелательно улыбаясь. - я подбираюсь к твоему охотничьему духу. Ты любишь бродить со мной по этой прекрасной пустыне. Слишком поздно выбывать из игры.
Он пошел в пустынный чапараль. Головой он сделал мне знак следовать за ним. Я мог бы пойти спиной к своей машине и уехать, но только мне нравилось бродить по прекрасной пустыне вместе с ним, мне нравилось то ощущение, которое я испытывал только в его компании, что это действительно пугающий, волшебный и все же прекрасный мир. Как он сказал, я сидел на крючке.
Дон Хуан отвел меня к холмам, находящимся на востоке. Это была длинная прогулка. Был жаркий день. Жара, однако, хотя она обычно казалась невыносимой для меня, каким-то образом была незаметной.
Мы прошли большое расстояние и вошли в каньон, пока, наконец, дон Хуан не остановился и не уселся в тени каких-то камней. Я вынул несколько галет из рюкзака. Но он сказал, чтобы я не беспокоился о них.
Он сказал, что я должен сидеть в определенном месте; указав на одинокий почти круглый валун в трех-четырех метрах от нас, и помог мне забраться на его вершину. Я думал, что он тоже собирается сидеть там, но вместо этого он забрался только на половину его высоты для того, чтобы передать мне какие-то кусочки сухого мяса. С очень серьезным выражением он сказал, что это мясо обладающее силой и его нужно жевать очень медленно и его нельзя мешать ни с какой другой пищей. Затем он отошел назад в тень и сел, прислонившись спиной к камню. Он казался