Кастанеда Карлос

Отделённая реальность

отказались, и я был удивлен, увидев, что мальчтшки не стали настаивать, а вернулись и сели на свое место. Через некоторое время трое мужчин в деловых костюмах поднялись и вышли, и мальчишки, подбежав к их столику, начали есть остатки пищи. Через несколько секунд тарелки были чистыми. То же самое повторилось с объедками на всех остальных столах.

Я заметил, что дети были весьма аккуратны; если они проливали воду, то они промокали ее своими собственными фланельками для чистки обуви.. Я также отметил тотальность их уборки съестного. Они съедали даже кубики льда, оставшиеся в стаканах, лимонные дольки из чая, кожуру и т.п. Не было совершенно ничегою что бы они оставляли.

За то время, что я был в отеле, я обнаружил, что между детьми и хозяином ресторана существует соглашение: детям было позволено околачиваться у заведения с тем, чтобы заработать немного денег у посетителей, а также доедать остатки пищи на столиках с тем условием, что они никого не рассердят и ничего не разобьют. Их было одиннадцать человек в возрасте от пяти до двенадцати лет, однако самый старший держался особняком от остальной группы. Они намеренно отталкивали его, дразня его частушкой, что у него есть лобковые волосы и он слишком стар, чтобы находиться среди них.

После трех дней наблюдения за тем, как они подобно стервятникам бросались на самые непривлекательные объедки, я искренне расстроился и покинул город с чувством, что нет никакой надежды для этих детей, чей мир был уже раздавлен их каждодневной борьбой из-за куска пищи.

- Ты их жалеешь? - воскликнул дон Хуан вопрошающим тоном.

- Конечно, жалею, - сказал я.

- Почему?

- Потому что я озабочен благосостоянием окружающих меня людей. Эти мальчики - дети, а их мир так некрасив и мелок.

- Подожди. Подожди. Как ты можешь говорить, что их мир некрасив и мелок? - сказал дон Хуан, передразнивая мое выражение. - Ты думаешь, что твой мир лучше, не так ли?

Я сказал, что так и думаю, и он спросил меня, почему. И я сказал ему, что по сравнению с миром этих детей мой мир бесконечно более разнообразен и богат развлечениями и возможностями для личного удовлетворения и развития. Смех дона Хуана был искренним и дружеским. Он сказал, что я неосторожен с тем, что я говорю, что у меня нет возможности измерить богатство и возможности мира этих детей.

Я подумал, что Хуан просто упрямится. Я действительно думал, что он становится на противоположную точку зрения просто для того, чтобы раздражать меня. Я искренне верил, что у этих детей нет ни малейшего шанса для интеллектуального роста.

Я еще некоторое время отстаивал свою точку зрения, а затем дон Хуан спокойно спросил меня:

- Разве ты не говорил мне однажды, что по твоему мнению величайшим достижением для человека будет стать человеком знания?

Я говорил так и повторил вновь, что, по-моему, стать человеком знания - это одно из величайших интеллектуальных достижений.

- Так ты думаешь, что твой очень богатый мир когда-нибудь поможет тебе стать человеком знания? - спросил дон Хуан с легким сарказмом.

Я не ответил, и тогда он задал тот же вопрос другими словами - оборот, который я всегда применял к нему, когда считал, что он не понимает.

- Другими словами, - сказал он, широко улыбаясь и очевидно видя, что я осознаю его игру, - могут ли твоя свобода и твои возможности помочь тебе стать человеком знания?

- Нет, - сказал я с ударением.

- Тогда как же ты можешь чувствовать жалость к этим детям? - спросил он серьезно. - любой из них может стать человеком знания. Все люди знания, которых я знаю, были детьми, подобными тем, которых ты видел, подъедающими объедки и вылизывающими столики.

Аргумент дона Хуана дал мне неприятное ощущение. Я не чувствовал жалости к этим обделенным привелегиями детям оттого, что им не хватает пищи, но жалел их за то, что по моим расчетам мир уже приговорил их к интеллектуальной неадекватности. И, однако же, по расчетам дона Хуана, каждый из них мог достичь того, что я считал вершиной человеческих интеллектуальных достижений - стать человеком знания. Мои причины к тому, чтобы жалеть их, были необоснованы. Дон Хуан точно поддел меня.

- Может быть, ты и прав, - сказал я. - но как можно избежать желания, искреннего желания помочь окружающим тебя людям?

- Как же, ты думаешь, им можно помочь?

- Облегчая их ношу. Самое маленькое, что можно сделать для окружающих нас людей, так это попытаться изменить их. Ты ведь и сам занимаешься этим. Разве не так?

- Нет. Этого я не делаю. Я не знаю, что менять, и зачем менять что-либо в окружающих меня людях.