я имел движение вперед, впереди передо мной. Он настаивал, что я должен вспомнить и сосредоточиться на времени, когда я все еще видел воду, как пузырьки.
- Каким путем они текли? - спросил он.
Дон Хуан убеждал меня вспомнить, и, наконец, я признался, что пузырьки, казалось, должны были двигаться ко мне справа. Однако, я не был совершенно уверен, как он хотел. Под его расследованием я начал осознавать, что я не был способен классифицировать свое восприятие. Пузырьки двигались ко мне справа, когда я впервые видел их, но когда они стали больше, они текли всюду. Некоторые из них, казалось, шли прямо на меня, другие, казалось, двигались во всех возможных направлениях. Были пузырьки, которые двигались выше и ниже меня. Фактически, они были везде вокруг меня. Я вспомнил, что слышал их шипение, поэтому я должен был воспринимать их своими ушами так же, как и глазами.
Когда пузырьки стали такими большими, что я смог взобраться на один из них, я увидел, что они терлись друг о друга подобно воздушным шарам.
Мое возбуждение усилилось, когда я вспомнил подробности моего восприятия. Дон Хуан, однако, совершенно не интересовался этим. Я сказал ему, что видел шипящие пузырьки. Это не был чисто слуховой или чисто визуальный эффект, но это было что-то неразличимое, кристально ясное - пузырьки терлись друг о друга. Я не видел и не слышал их движения - я чувствовал его; я был частью звука и движения.
Когда я рассказал о моем переживании, я глубоко разволновался. Я держал его руку и тряс ее в большом волнении. Я понял, что пузырьки не имели внешнего предела; тем не менее, они вмещали в себя, и их края меняли форму и были неровными и зазубренными. Пузырьки сливались и разделялись с большой скоростью, однако, их движение не было ослепляющим блеском. Их движение было устойчивым и, в то же самое время, медленным.
Другой вещью, которую я вспомнил, когда рассказывал свое переживание, было качество цвета, которым пузырьки, казалось, обладали. Они были прозрачными и очень яркими и казались почти зелеными, хотя это был не цвет, каким я привык воспринимать цвета.
- Ты уклоняешься, - сказал дон Хуан. - Эти вещи не являются важными. Ты задерживаешься на неправильных предметах. Направление - единственно важный выход.
Я мог только вспомнить, что я двигался без какой-либо точки отношения, но дон Хуан заключил, что так как пузырьки плыли последовательно ко мне справа, с юга, вначале, то этот юг был направлением, с которым я должен был иметь дело. Он начал повелительно побуждать меня вспомнить, была ли стена от меня справа или слева. Я старался вспомнить.
Когда дон Хуан позвал меня и я всплыл, так сказать, я думал, что стена была от меня слева. Я был очень близко к ней и мог различить желобки и выступы деревянной арматуры или оплубки, в которую был залит бетон. Очень тонкие полоски дерева были использованы, и рисунок, который они создали, был компактным. Стена была очень высокой. Мне был виден один конец ее, и я заметил, что он не имел угла, он был всюду изогнут.
Он сидел в тишине некоторое время, как бы задумавшись о том, как расшифровать смысл моего переживания, и, наконец, сказал, что я не достиг многого и что я не достиг того, что он ожидал от меня.
- Что же мне полагалось сделать?
Он не ответил, но сморщил губы.
- Ты делал очень хорошо, - сказал он. - Сегодня ты узнал, что брухо используют воду, чтобы двигаться.
- Но видел ли я?
Он посмотрел на меня с любопытством. Он повернул глаза и сказал, что я должен входить в зеленый туман очень много раз, пока не отвечу на свой вопрос. Он изменил направление нашего разговора тонким способом, сказав, что я, в действительности, не узнал, как двигаться, чтобы использовать воду, но я узнал, что брухо мог делать это, и он умышленно сказал мне посмотреть на берег потока, чтобы я мог остановить свое движение.
- Ты двигался очень быстро, - сказал он, - так же быстро, как человек, который знает, как выполнять эту технику. Мне тяжело не отставать от тебя.
Я попросил его объяснить, что случилось со мной, с начала. Он засмеялся, слегка покачав своей головой как будто с недоверием.
- Ты всегда настаиваешь на знании вещей с самого начала, - сказал он. - Но там нет начала; начало есть только у твоей мысли.
Я думаю, что начало было, когда я сидел на берегу и курил, - сказал я.
- Но прежде, чем ты курил, я должен был разгадать, что делать с тобой, - сказал он. - я должен был рассказать тебе, что я делал, а я не могу сделать этого, потому что это приведет меня еще к другому делу. Поэтому, может быть, вещи будут яснее тебе, если