Кастанеда Карлос

Отделённая реальность

никакого отношения к происходящему. Я заметил свое неудобство и попытался выправить мысли, вернув их к реальности, но не мог этого сделать, несмотря на огромные усилия. Казалось, что какая-то сила мешала мне концентрировать мысли и думать связно.

Сакатека не сказал ни слова, и я не знал, что еще сказать или сделать. Совершенно автоматически повернулся и ушел.

Позднее я почувствовал себя обязанным рассказать дону Хуану о моей встрече с сакатекой. Дон Хуан расхохотался.

- Что же в действительности тогда произошло? - спросил я.

- Сакатека танцевал, - сказал он. - он увидел тебя, а затем он танцевал.

- Что он сделал со мной? Я чувствовал холод и дрожь.

- Очевидно, ты ему не понравился, и он остановил тебя, бросив на тебя слово.

- Каким образом он смог это сделать? - воскликнул я недоверчиво.

- Очень просто. Он остановил тебя своей волей.

- Что ты сказал?

- Он остановил тебя своей волей.

Объяснение было неудовлетворительным. Его заключение звучало для меня белибердой. Я попытался еще порасспрашивать его, но он не смог объяснить этот случай так, чтобы я был удовлетворен.

Очевидно, что этот случай, как и любой случай в этой чуждой системе чувственных интерпретаций может быть объяснен или понят только в терминах единиц значения, относящихся к этой системе. Таким образом, эта книга является репортажем, и ее следует читать, как репортаж. Система, которую я записывал, была для меня невосприемлема, таким образом претензия на что-либо иное, кроме репортажа, была бы обманчива и несостоятельна. В этом отношении я придерживался феноменологического метода и старался обращаться в своих записях с магией только как с явлениями, с которыми я столкнулся. Я, как воспринимающий, записал то, что я воспринимал, и в момент записывания я старался удерживаться от суждений.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРЕДДВЕРИЕ К ВИДЕНЬЮ

2 апреля 1968 г.

Дон Хуан на секунду взглянул и, казалось, совсем не был удивлен тем, что увидел меня, несмотря на то, что прошло уже более двух лет с тех пор, как я последний раз приезжал к нему. Он положил руку мне на плечо, улыбнулся и сказал, что я изменился и выгляжу толстым и мягким.

Я привез экземпляр своей книги. Безо всяких вступлений я вынул ее из портфеля и вручил ему.

- Это книга о тебе, дон Хуан, - сказал я.

Он взял ее и провел рукой по страницам, как если бы это была колода карт. Ему понравился зеленый оттенок переплета и высота книги. Он ощупал переплет ладонями, пару раз повернул его и затем вручил мне книгу обратно. Я чувствовал большой прилив гордости.

- Я хочу, чтобы ты оставил ее себе, - сказал я.

Он потряс головой в беззвучном смехе.

- Я лучше не буду, - сказал он и затем добавил с широкой улыбкой: - ты знаешь, что мы делаем с бумагой в Мексике.

Я рассмеялся. Мне показалась прекрасной его легкая ирония.

Мы сидели на скамейке парка в небольшом городке в горном районе центральной Мексики. У меня не было абсолютно никакой возможности дать ему знать о моем намереньи посетить его, но я был уверен, что найду его, и я нашел. Я очень недолго прождал в этом городе прежде, чем дон Хуан прибыл с гор, и я нашел его на базаре у прилавка одного из его друзей.

Дон Хуан сказал мне, как само собой разумеющееся, что я тут как раз во-время, чтобы доставить его обратно в сонору; и мы уселись в парке, чтобы подождать его друга, масатекского индейца, у которого он жил.

Мы ждали около трех часов. Мы говорили о разных неважных вещах, и к концу дня, как раз перед тем, как пришел его друг, я рассказал ему о нескольких случаях, свидетелем которых я был несколько дней назад.

Во время моей поездки у меня сломалась машина на окраине города и в течение трех дней мне пришлось оставаться в нем, пока длился ремонт. Напротив автомастерской был мотель, но пригород всегда действовал на меня удручающе, поэтому я остановился в восьмиэтажной гостинице в центре города.

Мальчик-курьер сказал мне, что в отеле есть ресторан, и, когда я спустился туда поесть, я обнаружил, что там имеются столики снаружи на улице. Они довольно красиво располагались на углу улицы под низкой кирпичной аркой современных линий. Снаружи было прохладно и там были свободные столики, однако я предпочел сидеть в душном помещении. Входя я заметил, что на бревне перед рестораном сидит группа мальчишек - чистильщиков обуви, и я был уверен, что они станут преследовать меня, если я сяду за один из наружных столиков.