который кричал в этот самый момент, имел большое отношение к моему обещанию. Я говорил ему, что в этом нет смысла. Он спокойно повторял, что он видел маленького мальчика, кричащего в этот момент, и что маленькому мальчику было больно.
Я старался подогнать его утверждения под какой-нибудь вид правильного образа, но я не мог установить их связь с чем-нибудь, что я сознавал.
- Я отказываюсь, - сказал я, - потому что я не помню, что я давал важное обещание кому-нибудь, меньше всего ребенку.
Он прищурил глаза снова и сказал, что этот особенный ребенок, который кричал точно в этот момент, был ребенок моего детства.
- Он был ребенок во время моего детства, и он, тем не менее, кричит теперь? - спросил я.
- Он - ребенок, который кричит теперь, - настаивал он.
- Ты понимаешь, что ты говоришь, дон Хуан?
- Понимаю.
- Это не имеет смысла. Как может он быть ребенком теперь, если он был ребенком, когда я сам был ребенком?
- Это ребенок, и он кричит теперь, - сказал он упорно.
- Объясни это мне, дон Хуан.
- Нет. Т ы должен объяснить это мне.
Хоть убей, я не мог понять того, о чем он говорил.
- Он кричит! Он кричит! - дон Хуан продолжал говорить в гипнотизирующем тоне. - И он держит тебя теперь. Он крепко сжимает. Он обнимает. Он смотрит на тебя. Ты чувствуешь его глаза? Он становится на колени и обнимает тебя. Он моложе тебя. Он подбегает к тебе. Но его рука сломана. Ты чувствуешь его руку? У этого маленького мальчика нос выглядит подобно пуговице. Да! Это нос пуговицей.
В моих ушах появился гул, и я потерял ощущение существования дома дона Хуана. Слова нос пуговицей бросили меня сразу в сцену из моего детства. Я знал мальчика с носом-пуговицей! Дон Хуан незаметно продвинул свой путь в одно из наиболее темных мест моей жизни. Я знал обещание, о котором он говорил. У меня было ощущение приподнятого настроения, отчаяния, благоговения перед доном Хуаном и его великолепным маневром. Как, черт возьми, он знает о мальчике с носом-пуговкой из моего детства? Я стал так взволнован воспоминанием, которое дон Хуан вызвал во мне, что моя сила вспомнить перенесла меня назад ко времени, когда мне было восемь лет. Моя мать оставила меня два года назад, и я проводил наиболее адские годы моей жизни, циркулируя среди сестер моей матери, которые служили исполняющими долг заместителей матери и заботились обо мне пару месяцев одновременно. У каждой из моих теток была большая семья, и безразлично, как заботливы или покровительственны были тетки ко мне, - со мной соперничали двадцать два родственника. Их бессердечность бывала иногда действительно странной. Я чувствовал тогда, что меня окружали враги, и в последующие мучительные годы я ушел в отчаянную и грязную войну. Наконец, посредством способов, которые я все еще не знаю до этого дня, я добился успеха в покорении всех моих двоюродных родственников. Я действительно был победителем. Я не имел больше соперников, которые бы имели значение. Однако, я не знал этого, и не знал, как остановить мою войну, которая распространилась на школьную почву.
Классы сельской школы, куда я ходил, были смешанными, и первый и третий классы были разделены только расстоянием между партами. Это там я встретил маленького мальчика с плоским носом, которого дразнили прозвищем пуговичный нос. Он был первоклассник. Я выбрал его случайно, без специального намерения. Но он, казалось, любил меня, несмотря на все, что я делал ему. Он привык следовать за мной повсюду и даже хранил тайну, что я был ответственен за доску, которая поставила в тупик директора. И однако я все же дразнил его. Однажды я нарочно опрокинул стоявшую тяжелую классную доску; она упала на него; парта, за которой он сидел, смягчила удар, но все же удар сломал ему ключицу. Он упал. Я помог ему встать и увидел боль и испуг в его глазах, когда он смотрел на меня и держался за меня. Удар при виде его боли и искалеченной руки был больше, чем я мог вынести. Годы я ужасно боролся против моих родственников, и я победил; я покорил своих врагов; я был сильным в тот момент, когда вид кричащего маленького мальчика с носом-пуговкой разрушил мои победы. Прямо там я оставил битву. Любым путем, на какой я был способен, я решил не воевать когда-либо снова. Я подумал, что ему, может быть, отрежут руку, и я обещал, что если маленький мальчик вылечится, я никогда больше не буду победителем. Я отдал свои победы ему. Это был путь, и я понял это тогда.
Дон Хуан открыл гноящуюся рану в моей жизни. Я почувствовал головокружение, был потрясен. Источник неослабленной печали заструился во мне, я был