Кастанеда Карлос

Активная сторона беcкoнечнocти

что хищники поедают именно эту сверкающую оболочку осознания и что, когда человек достигает зрелости, от нее остается лишь узкая каемка от земли до кончиков пальцев ног. Эта каемка позволяет людям продолжать жить, но не более того.

Будто сквозь сон до меня доносились слова дона Хуана Матуса о том, что, насколько ему известно, только люди обладают такой сверкающей оболочкой осознания вне светящегося кокона. Поэтому они становятся легкой добычей для осознания иного порядка, в частности - для мрачного осознания хищника.

Затем он сделал наиболее обескураживающее заявление из всех сделанных им до сих пор. Он сказал, что эта узкая каемка осознания является эпицентром саморефлексии, от которой человек совершенно неизлечим. Играя на нашей саморефлексии, являющейся единственным доступным нам видом осознания, хищники провоцируют вспышки осознания, после чего пожирают уже их, безжалостно и жадно. Они подбрасывают нам бессмысленные проблемы, стимулирующие эти вспышки осознания, и таким образом оставляют нас в живых, чтобы иметь возможность питаться энергетическими вспышками наших мнимых неурядиц.

Очевидно, в словах дона Хуана было что-то столь опустошительное, что в этот момент меня в буквальном смысле стошнило.

Выдержав паузу, достаточную для того чтобы прийти в себя, я спросил дона Хуана: - Но почему же маги древней Мексики, да и все сегодняшние маги, хотя и видят хищников, никак с ними не борются?

- Ни ты, ни я не можем ничего с ними поделать, - сказал дон Хуан упавшим голосом. - Все, что мы можем сделать, это дисциплинировать себя настолько, чтобы они нас не трогали. Но как ты предложишь своим собратьям пройти через все связанные с этим трудности? Да они посмеются над тобой, а наиболее агрессивные всыплют тебе по первое число. И не потому, что они не поверят тебе. В глубинах каждого человека кроется наследственное, подспудное знание о существовании хищников.

Мой аналитический ум напоминал йо-йо, чертика на резинке. Он то покидал меня, то возвращался, то покидал опять и снова возвращался. Все, что говорил дон Хуан, было нелепым, невероятным. И в то же время это было вполне разумным и таким простым. Это объясняло все противоречия, приходившие мне в голову. Но как можно было относиться ко всему этому серьезно? Дон Хуан толкал меня под лавину, которая грозила навсегда сбросить меня в пропасть.

Меня захлестнула очередная волна ощущения угрозы. Она не исходила от меня, а составляла со мной одно целое. Дон Хуан проделывал со мной нечто таинственным образом хорошее и в то же время пугающе плохое. Я ощущал это как попытку обрезать приклеенную ко мне тонкую пленку. Его немигающие глаза смотрели на меня, не отрываясь. Наконец он отвел их и заговорил, не глядя больше в мою сторону, - Как только сомнения овладеют тобой до опасного предела, - сказал он, - сделай с этим что-нибудь осмысленное. Выключи свет. Проникни во тьму; рассмотри все, что сможешь увидеть.

Он встал, чтобы выключить свет. Я остановил его. - Нет, нет, дон Хуан, - сказал я, - не выключай свет. Со мной все в порядке.

Меня обуяло совершенно необычное для меня чувство - страх темноты. Одна мысль о ней стискивала мне горло. Я определенно знал о чем-то подспудно, но я ни за что на свете не коснулся бы этого знания и не извлек бы его наружу.

- Ты видел быстрые тени на фоне деревьев, - сказал дон Хуан, развернувшись в кресле. -Это прекрасно. Я хотел бы, чтобы ты увидел их в этой комнате. Ты ничего не видишь. Ты лишь улавливаешь мечущиеся картинки. Для этого у тебя хватит энергии.

Я страшился того, что дон Хуан может встать и выключить свет, и он так и сделал. Две секунды спустя я расхохотался. Я не только уловил эти мечущиеся картинки, но и услышал, как они жужжат мне на ухо. Дон Хуан рассмеялся вместе со мной и включил свет.

- Что за темпераментный парень! - воскликнул он. - С одной стороны, ни во что не верящий, а с другой - совершеннейший прагматик. Тебе следовало бы разобраться с этой твоей внутренней борьбой. Не то ты надуешься, как большая жаба, и лопнешь.