Идрис Шах

Сказки Дервишей

сроку

должны быть присланы в Константинополь, чтобы быть там

принесенными в жертву ради здоровья императора.

Матери обреченных детей проклинали правителя, чудовищного

злодея, который ради своего спасения решил погубить их дорогие

чада. Некоторые женщины, однако, молили Бога ниспослать

здоровье императору до страшного дня казни.

Между тем с каждым днем император все сильнее чувствовал,

что он ни в коем случае не должен допустить такого ужасного

злодеяния, как убийство маленьких детей. Угрызения совести

приносили ему страшные муки, не оставлявшие его ни днем, ни

ночью.

Наконец, он не выдержал и велел объявить: 'Я лучше умру

сам, чем допущу смерть невинных созданий'. Только он произнес

эти слова, как его болезнь стала ослабевать, и вскоре он

совершенно выздоровел.

Ограниченно мыслящие люди тут же решили, что император

вознагражден за свой добрый поступок. Другие, подобные им,

объяснили его выздоровление тем, что матери обреченных детей

молили об утешении и о том, чтобы Бог смилостивился над

императором.

Когда суфия аль-Арифа спросили о причине исцеления

государя, он сказал: 'Поскольку у него не было веры, он

нуждался в чем-то, равном ей по силе. Таким образом, исцеление

пришло к нему благодаря его сосредоточенности, соединенной с

желанием матерей, которые возносили горячие молитвы о

выздоровлении императора до страшного дня казни'.

Скептики же говорили: 'По божественному провидению

император исцелился молитвами святого духовенства до того, как

кровожадный рецепт сарацина был воплощен в жизнь, ибо разве не

очевидно, что этот чужеземец хотел уничтожить наших детей,

чтобы они не могли истребить его народ, когда станут

взрослыми?'

Когда этот случай передали аль-Газали, он сказал: 'Чтобы

добиться в чем-то результата, необходимо применить метод,

разработанный специально для того, чтобы действовать в

m`gm`wemmne время и вести к достижению определенного

результата'.

Подобно тому, как суфийский лекарь должен приспосабливать

свои методы к людям, окружающим его, так и дервишский духовный

учитель может пробудить скрытые познания ребенка или

невежественного человека даже в области изучения истины, и он

это делает, применяя известные ему методы, созданные

специально для этой цели.

Это последнее объяснение принадлежит нашему мастеру Баха

ад-дину.

Ходжа Баха ад-дин стал главой ордена Мастеров (Хаджаган) в

Центральной Азии в XIV столетии. Его прозвище 'Накшбанд',

означающее 'художник', стало названием школы.

Баха ад-дин из Бухары преобразовал учение мастеров,

приспособив практику к повседневным условиям и собрав традиции

из первоисточников.

Семь лет он был придворным, семь лет - пастухом и еще семь

лет работал на строительстве дорог, прежде чем стал обучающим

мастером. Одним из первых его учителей был Баб ас-Саммаси.

Пилигримы стекались в учебный центр Баха ад-дина 'с другого

конца Китая'. Члены ордена, распространившегося на территории

Турции и Индии и даже в Европе и Африке, не носили каких-либо

отличительных одежд и о них известно еще меньше, чем о любом

другом ордене. Баха ад-дин был известен как эль-Шах. Некоторые

величайшие персидские классики были накшбандами. Основные

книги накшбандов

- это 'Учение эль-Шаха', 'Тайны накшбандийского пути', 'Капли

из источника жизни'. Эти произведения существуют только в

рукописях.

Мауляна ('Наш господин') Баха ад-дин родился в двух милях

от Бухары и похоронен недалеко оттуда, в местности Каср-и-Ариф

('Крепость познавших').

Эта история, рассказанная им в ответ на вопрос, взята из

произведения 'Беседы нашего мастера'; книга эта имеет также

другое название - 'Учение эль-Шаха'.

ПЛОТИНА

Жила-была вдова с пятью маленькими сыновьями. Ей

принадлежал небольшой клочок земли, орошаемый арыком. Скудного

урожая с этого надела им едва хватало, чтобы не умереть с

голоду. Но вот однажды жестокий тиран, владелец соседних

земель, не посчитавшись с их законным правом пользоваться

водой арыка, перекрыл арык плотиной и обрек семью на полную

нищету.

Старший сын не раз пытался сломать плотину, но безуспешно:

ему одному это было не под силу, а его братья были совсем еще

детьми. И хотя мальчик понимал, что богачу ничего не стоит