Карлос Кастанеда

Активная сторона бесконечности

такого альбома - это упражнение на

дисциплину и беспристрастность. Можешь также считать его актом битвы.

Предсказание дона Хуана - о том, что конфликт моей любви и нелюбви

к нему закончится, как только я откажусь от своего эгоцентризма, - для

меня ничего не решало. Собственно, оно лишь еще больше расстроило и

разозлило меня. И когда дон Хуан сказал об альбоме как об акте битвы, я

набросился на него со всей яростью.

- Уже саму идею коллекции событий трудно понять, - заявил я

протестующим тоном, - а то, что ты называешь ее 'альбомом', который к

тому же является 'актом битвы', - для меня это уже слишком. Это слишком

неясно. Эти метафоры настолько неясные, что теряют всякий смысл.

- Странно! По мне, так как раз наоборот, - спокойно ответил дон

Хуан. - Для меня в том, что такой альбом является актом битвы,

содержится бездна смысла. Я бы не хотел, чтобы мой альбом памятных

событий был чем-нибудь другим, кроме акта битвы.

Я хотел продолжать спорить дальше, собираясь объяснить ему, что

понимаю идею альбома памятных событий. Я возражал лишь против того, что

дон Хуан так запутанно ее излагает. В то время я считал себя сторонником

ясности и функциональности в использовании языка.

Дон Хуан воздержался от комментариев по поводу моего воинственного

настроения. Он лишь покивал головой, как бы полностью соглашаясь со мной.

И тут произошло что-то непонятное. Не то у меня совершенно иссякла энер-

гия, не то, наоборот, гигантская волна энергии подхватила меня.

Совершенно неожиданно, помимо воли я осознал бессмысленность этой

перебранки и мне стало стыдно.

- Почему я так себя веду? - честно спросил я дона Хуана.

Моему смущению не было предела. Я был так потрясен только что

пережитым, что у меня вдруг потекли слезы.

- Не беспокойся о глупых мелочах, - сказал дон Хуан успокаивающе. -

Все мы такие, и мужчины, и женщины.

- Ты имеешь в виду, дон Хуан, что мы по природе мелочны и

противоречивы?

- Нет, мы не мелочны и не противоречивы, - ответил он. - Наша

мелочность и противоречивость - это, скорее, результат

трансцендентального конфликта, под влиянием которого мы все находимся.

Но только маги болезненно и безнадежно осознают его. Это конфликт двух

сознаний.

Дон Хуан сверлил меня взглядом; его глаза были как два черных

уголька.

- Ты все время говоришь мне об этих двух сознаниях, - сказал я, -

но мой мозг не фиксирует то, что ты говоришь. Почему?

- В свое время ты поймешь, почему, - ответил он. - А пока что

достаточно будет, если я еще раз повторю тебе то, что я говорил о двух

сознаниях. Одно из них - наше истинное сознание, продукт всего нашего

жизненного опыта; то сознание, которое редко говорит, потому что оно

побеждено и подавлено до полного затемнения. Другое сознание, которое мы

используем ежедневно во всем, что мы делаем, встроено в нас извне.

- По-моему, сама концепция сознания как 'чужеродного устройства'

настолько дикая, что мой ум отказывается принимать ее всерьез, - сказал

я и почувствовал, что совершил настоящее открытие.

Дон Хуан не отреагировал на мои слова. Он продолжал объяснять свою

идею двух сознаний.

- Чтобы разрешить конфликт двух сознаний, нужно намереваться

сделать это, - сказал он. - Маги призывают намерение, произнося слово

'намерение' вслух, громко и ясно. Намерение - это одна из сил,

существующих во Вселенной. Когда маги призывают намерение, оно приходит

к ним и прокладывает путь для достижения цели. Это значит, что маги

всегда выполняют то, что они решают сделать.

- Ты имеешь в виду, дон Хуан, что маги получают все, что хотят,

даже если это нечто мелкое, обычное и произвольное? - спросил я.

- Нет, я не это имею в виду. Намерение, конечно, можно призывать