человеку здесь или в любом другом месте во
вселенной.
- Правильно. Правильно, - сказал он спокойным голосом. - Все, что
ты говоришь, верно лишь тогда, когда твоя точка сборки остается в
обычной позиции. Но в тот момент, когда она смещается в пределах
определенных границ, и наш обычный мир больше не существует, - ни один
из принципов, которые ты отстаиваешь, не имеет того значения, о котором
ты говоришь.
Твоя ошибка заключается в том, что ты забываешь: бросивший вызов
смерти переступает эти пределы тысячи и тысячи раз. Не надо быть гением,
чтобы понять, что арендатор не связан больше теми силами, которыми пока
еще связан ты.
Я объяснил ему, что мое недоверие, если это можно назвать
недоверием, относится не к нему лично, но вызвано тем, что практическая
сторона магии, о которой мы говорим, до сего времени выглядела для меня
настолько отвлеченной, что я никогда не рассматривал ее как реальную
возможность. Я повторил, что на своем собственном опыте я действительно
убедился, что именно в сновидении возможно все. Я напомнил, что сам же
он и культивировал во мне подобную идею наряду с требованием остановки
внутреннего диалога. Но то, что он рассказывал об арендаторе, не
укладывалось в привычные рамки. Это было бы нормальным для тела
сновидения, но не должно было иметь никакого отношения к действиям в
обычном мире. Я дал ему понять, что подобная версия была для меня
противоестественной и потому неприемлемой.
Откуда такая реакция непримиримости? - спросил он, улыбаясь.
Его вопрос застал меня врасплох. Я был в растерянности.
- Я думаю, что это претит моей сущности, - предположил я. И именно
это я и имел в виду. Мысль о том, что женщина в церкви была мужчиной,
вызывала во мне отвращение.
В моей голове вертелась мысль: возможно, арендатор - просто
травести. Я серьезно спросил об этом дона Хуана. Он так рассмеялся, что,
казалось, не сможет остановиться.
- Такая возможность слишком земная, - сказал он. - Может быть, твои
прежние друзья могли делать такое. Твои теперешние друзья более
изобретательны и менее склонны к мастурбации. Я повторяю - это существо
в церкви - женщина. Это 'она'. И у нее есть все органы и атрибуты
женщины.
Он ехидно улыбнулся. - Тебя всегда привлекали женщины, не так ли?
Похоже, что эта ситуация - для тебя, как по заказу.
Его радость была столь по-детски откровенной, что заразила и меня.
Мы рассмеялись вместе. Он - неудержимо, я - понимающе.
Затем я принял решение. Я встал и громко заявил, что у меня нет
желания иметь дело с арендатором ни в каком состоянии. Я решил
пренебречь всем этим и вернуться в дом дона Хуана, а затем - к себе
домой.
Дон Хуан сказал, что он ничего не имеет против моего решения, и мы
направились назад к его дому. Мои мысли бешено скакали. Правильно ли я
поступаю? Убегаю ли я от страха? Конечно, я сразу расценил свое решение
как правильное и неизбежное. В конце концов, убеждал я себя, меня не
интересуют приобретения, а дары арендатора напоминали приобретение
собственности. Было много вопросов, которые я мог бы задать бросившему
вызов смерти.
Мое сердце стало биться так сильно, что я почувствовал его
пульсацию в желудке. Внезапно это биение сменилось голосом эмиссара. Он
нарушил свое обещание не вмешиваться и сказал, что невероятная сила
учащает биение моего сердца, чтобы заставить меня вернуться в церковь.
Идти в дом дона Хуана означало - идти к смерти.
Я остановился и быстро сообщил дону Хуану слова эмиссара:
- Это правда?
- Боюсь, что да, - застенчиво согласился он.
- Почему ты сам не сказал мне, дон Хуан? Ты хотел, чтобы я умер,
потому что считал меня трусом? - спросил я, приходя в ярость.
- Так ты не умрешь. Твоя телесная энергия имеет бесконечные ресурсы.
И мне никогда не приходило в голову, что ты трус. Я уважаю твои решения,
и меня совершенно не интересует, что движет их принятием.
Ты в конце пути, так же, как и я. Так будь настоящим нагвалем. Не
стыдись самого себя. Я думаю, что если бы ты был трусом, ты бы умер от
страха много лет назад. Но если ты боишься встретиться с бросившим вызов
смерти, тебе лучше умереть, чем встретиться с ним. В этом нет стыда.
- Давай вернемся назад в церковь, - сказал я как можно спокойнее.
- Сейчас