видели, как за нагвалем из комнаты вышла маленькая девочка.
Сам я, видимо, был на грани взрыва. Я почувствовал, что почти теряю
сознание и вынужден был сесть. Я испытал присутствие этой маленькой
девочки как удар в солнечное сплетение. Она была поразительно похожа на
моего отца. Меня захлестнули волны сентиментальности. Я стал с
болезненным интересом докапываться до смысла всего этого.
Когда дон Хуан вернулся в комнату, я немного овладел собой.
Ожидание того, что же он скажет о маленькой девочке, перехватило мне
дыхание. Все были так же возбуждены, как и я. Они обратились к дону
Хуану одновременно и весело рассмеялись, когда осознали это. Главное,
что всех нас интересовало, - была возможность выяснить, было ли нечто
общее в том, как воспринял каждый из нас внешний вид лазутчика. Все
сошлись на том, что эта была девочка шести-семи лет, очень худая, с
прекрасными по-детски угловатыми чертами. Все согласились, что у нее
были синевато-стальные глаза, которые излучали невысказанные эмоции; ее
глаза, как они утверждали, выражали благодарность и верность.
Я мог подтвердить любую деталь того, о чем они говорили. Ее глаза
были настолько яркими и наполненными энергией, что в действительности
вызвали у меня некоторое ощущение боли. Я ощутил тяжесть ее взгляда на
своей груди. Серьезный вопрос, который задавали соратники дона Хуана и
повторял я, касался смысла этого события. Все сошлись на том, что этот
лазутчик был частью чужой энергии, которая просочилась сквозь грань,
разделяющую второе внимание и внимание повседневного мира. Они
утверждали, что хотя они не были в сновидении, все же все они видели
чужую энергию, которая была спроецирована в фигуру ребенка; этот
ребенок существовал.
Они утверждали, что могут быть сотни, даже тысячи случаев, когда
чужая энергия проскальзывает незамеченной через естественные барьеры в
наш обычный человеческий мир, но что в истории их традиции ни разу
упоминалось о событиях подобной природы. Что их больше всего беспокоило,
- так это то, что о подобном не упоминалось в магических историях.
- Неужели нечто подобное произошло в истории человечества впервые?
- спросил дона Хуана один из них.
- Я думаю, что это происходит постоянно, - ответил он. - но это
никогда не происходило так открыто, так явно.
- Чем это может обернуться для нас? - спросил кто-то из них дона
Хуана.
Для нас - ничего, но для него - все, - сказал он и указал на меня.
Наступила напряженная тишина. Некоторое время дон Хуан шагал
взад-вперед по комнате. Затем он остановился передо мной и уставился на
меня. По его виду можно было сказать, что он не может найти слов для
выражения того, что он только что понял.
- Я даже не могу представить себе масштаба того, что ты сделал, -
наконец сказал мне с недоумением в голосе дон Хуан. - Ты угодил в
ловушку, но эта была не такая ловушка, о которой я тебя предупреждал.
Твоя ловушка была такой, что мог попасться только ты, и она была еще
более смертельно хитрой, чем я мог себе представить. Я опасался, что ты
можешь стать жертвой лести и прислуживания тебе. Но я не мог учесть,
что существа мира теней поставят ловушку, которая использует присущее
тебе отвращение к любым ограничениям.
Как-то дон Хуан сравнивал свою и мою реакции на то, что больше
всего стесняет нас в мире магов. Он говорил, и из его уст это прозвучало
как жалоба, что хотя он желал этого и неоднократно пытался, но так
никогда и не смог возбуждать в людях такое чувство любви, которое
возбуждал в других его учитель нагваль Хулиан.
- Для меня важнее всего понять и признать, - чего я от тебя совсем
не скрываю, - одно: я не обладаю от природы даром вызывать слепую и
безоглядную любовь. Ну что ж!
- Присущей тебе основной особенностью характера такого рода
является то, - продолжал он, - что ты не можешь вынести любого рода
ограничения, и для того, чтобы их разрушить, ты готов отдать свою жизнь.
Я искренне возразил ему, что он преувеличивает. Мое понимание было
еще не столь ясным.
- Не беспокойся , - сказал он смеясь, - магия - это действие. Когда
наступит время, ты найдешь место своим склонностям точно также, как я
научился актуализировать свои. Мои заключаются в том, что я принимаю
свою судьбу, но не пассивно,