Карлос Кастанеда

Искусство сновидения (Часть 1)

сами тебя выбрали. Когда они так поступают, это означает, что

они ищут контакта. Я же говорил тебе, что между ними и магами образуются

узы дружбы. Похоже, именно с такой ситуацией мы столкнулись в твоем

случае. И от тебя даже не требуется функционировать в режиме запроса.

- А в чем, собственно, заключается такого рода дружба, дон Хуан?

- Во взаимном обмене энергией. Неорганические существа вкладывают в

нее свой высокий уровень сознания, а маги - свое повышенное осознание и

свою высокую энергию. Если результат оказывается положительным -

происходит паритетный обмен. Но он может быть и отрицательным, тогда

возникает взаимная зависимость.

Древние маги, как правило, любили своих союзников. Фактически, они

любили своих союзников больше, чем своих ближних. И я усматриваю в этом

огромную опасность.

- Ладно, что ты советуешь мне предпринять, дон Хуан?

- Вызывай их. Потом прикинешь их размеры и сам решишь, что делать

дальше.

- Что делать, чтобы их вызвать?

- Воспроизведи в уме тот их облик, в котором они являлись тебе в

сновидении, и зафиксируй его. Причина, по которой они старались, чтобы

ты насытился их присутствием в сновидениях - в том, что они хотели

оставить в твоем уме память об их формах. А сейчас пришло время этим

воспользоваться.

Дон Хуан жестко приказал мне закрыть глаза и не открывать их. Затем

подвел к каким-то камням и усадил на них. Они были твердыми, холодными и

лежали под углом, так что трудно было удерживать равновесие.

- Сиди здесь и визуализируй их формы до тех пор, пока они не

сделаются в точности такими, какими были во сне, - сказал дон Хуан мне

на ухо. - Дашь мне знать, когда они будут в фокусе.

Очень быстро и почти без усилий мне удалось воспроизвести в уме

образ их формы, такой же, как тот, что я видел во сне. То, что мне

удалось это сделать, ничуть меня не удивило. Поразило меня совсем другое.

Несмотря на то, что я отчаянно пытался подать дону Хуану знак, что уже

представил их себе, мне не удавалось ни открыть глаза, ни выдавить из

себя хотя бы слово. Я определенно не спал. И все слышал.

Я слышал, как дон Хуан произнес:

- Теперь можешь открыть глаза.

Я открыл их без труда. Я сидел, скрестив ноги, на каких-то камнях.

Это были не те камни, на которые дон Хуан усадил меня вначале. Сам он

находился где-то позади и чуть справа от меня. Я попытался обернуться,

чтобы на него взглянуть, но он не позволил, задержав мою голову в прямом

положении. А потом я увидел две темные фигуры, похожие на два тонких

древесных ствола. Они были прямо передо мной.

Раскрыв от удивления рот, я уставился на них. Они были совсем не

такими высокими, как во сне. Они сжались до половины своих исходных

размеров. Вместо двух форм тусклой светимостй передо мной были две

плотные, темные, почти черные, угрожающие палки.

- Встань и схвати одного из них, - велел мне дон Хуан, - и не

отпускай, как бы тебя ни трясло.

Мне явно не хотелось проделывать что-либо в этом роде, но некое

неведомое побуждение заставило меня встать против моей воли. В тот же

миг я ясно осознал: закончится тем, что я выполню все, хотя

сознательного намерения подчиняться приказу дона Хуана я не испытывал.

Я механически приблизился к двум фигурам. Сердце едва не

выскакивало из грудной клетки. Я схватил того, который был справа. То,

что я почувствовал, напоминало электрический разряд, который едва не

заставил меня отпустить темную фигуру.

Тут до меня донесся голос дона Хуана, словно он кричал откуда-то

издалека:

- Если ты бросишь его, тебе конец!

Я продолжал держать фигуру. Она изгибалась и тряслась, но не так,

как массивное животное, а как нечто пушистое, легкое и словно

наэлектризованное. Мы возились на песчаном дне лощины и катались по нему

довольно долго. Один за другим меня пронизывали тошнотворные импульсы

электрического тока. Я подумал, что это воспринимается столь мерзким

из-за того, что отличается от той энергии, с которой мне приходилось

иметь дело в мире повседневности. Когда 'это' било меня током, я

дергался, орал и рычал, как зверь. Не от боли, а от какой-то странной

злости.

Наконец, оно замерло подо мной - неподвижное, почти твердое.