Карлос Кастанеда

Сила безмолвия (Часть 1)

труда, он стал терпеливо ожидать прихода своей смерти.

Он был так уверен в своей кончине, что его жена и дети присоединились

к нему в знак солидарности - они тоже хотели умереть. Все четверо садились

в полнейшей неподвижности, ожидая смерть, и ночь за ночью пересматривали

свои жизни.

Дон Хуан убедил их теми же словами, которые использовал его

бенефактор.

- Не желай ее, - говорил его бенефактор. - просто жди, пока она не

придет. Не пытайся воображать, на что похожа смерть. Просто будь здесь,

пока она не затащит тебя в свой поток.

Тихо шло время, усиливая их ментально, на физическом же плане их

истощенные тела говорили о своей безнадежной борьбе.

Но однажды дон Хуан подумал, что его судьба начала изменяться. Он

нашел временную работу, с группой сельскохозяйственных рабочих был нанят

на уборочный сезон. Но дух имел другие планы на него. Через пару дней

после того, как он начал работу, кто-то украл его шляпу. И так как ему не

на что было купить себе новую, он работал без нее под палящим солнцем.

Защищаясь от солнца, он накрыл голову тряпкой и пучком соломы.

Рабочие, бывшие рядом с ним, начали смеяться и издеваться над ним. Он их

игнорировал. В сравнении с тем, что жизнь троих людей зависела от его

труда, то, как он выглядел, мало заботило его. Но люди на этом не

остановились. Они кричали и смеялись до тех пор, пока бригадир,

испугавшись, что рабочие взбунтуются, на всякий случай не решил уволить

дон Хуана.

Дикая ярость одолела чувство трезвости дон Хуана и его осторожность.

Он знал, что с ним поступают подло. Моральное право было на его стороне.

Он издал холодный, пронзительный крик, схватил одного из мужчин и поднял к

себе на плечи, намереваясь сломать ему спину. Но он подумал о голодных

детях. Он подумал об их дисциплинированных маленьких телах, когда они

сидят с ним ночь за ночью, ожидая смерть. Он опустил человека вниз и

зашагал прочь.

Дон Хуан сказал, что он сел тогда на краю поля, где работали люди, и

все отчаяние, которое скопилось в нем, в конце концов прорвалось. Это была

молчаливая ярость - но не на людей вокруг него. Он неистовствовал на

самого себя, неистовствовал до тех пор, пока весь его гнев не прошел.

- Я сел на виду всех этих людей и заплакал, - продолжал дон Хуан. -

они смотрели на меня как на сумасшедшего, которым я в конце концов и был,

но это не волновало меня. Я был выше всех волнений.

- Бригадир почувствовал жалость ко мне и подошел, чтобы успокоить

меня. Он думал, что я плачу о самом себе. Он не мог знать, что я плачу о

духе.

Дон Хуан сказал, что, когда его ярость прошла, к нему пришел

молчаливый защитник. Он появился в форме непостижимой волны энергии,

которая покидала его с ясным чувством, что смерть вот-вот набросится на

него. Он знал, что больше никогда не сможет увидеть свою приемную семью.

Он извинился перед ними громким голосом за то, что его стойкости и

мудрости не хватило для того, чтобы вырвать их из этого ада на земле.

Рабочие продолжали смеяться и передразнивать его. Он смутно слышал их

голоса. Слезы набухли в его груди, когда он обратился к духу и

поблагодарил его за то, что он поставил его на пути нагваля, дав тем самым

незаслуженный шанс быть свободным. Он слышал вопли непонимающих людей. Он

слышал их оскорбления и крики, он слышал их как бы внутри себя. Они имели

право насмехаться над ним. Он был у входа в вечность и не осознал этого.

- Я понял, как был прав мой бенефактор, - сказал дон Хуан. - моя

глупость была монстром, и она все-таки пожрала меня. В тот миг, когда

возникла эта мысль, я понял, что все, что я мог сказать или сделать, было

бесполезно. Я потерял свой шанс. Теперь я был только посмешищем для этих

людей. Духа наверняка не волновало мое отчаяние. Здесь нас было слишком

много - людей со своим мелким, личным адом, порожденным нашей глупостью,

чтобы дух мог обращать на каждого внимание.

- Я встал на колени и повернулся лицом на юго-восток. Я еще раз

поблагодарил моего бенефактора и рассказал духу, как мне стыдно. О, как

стыдно! На последнем дыхании я попрощался с миром, который мог быть

прекрасным, имей бы я мудрость. Огромная волна надвигалась на меня.

Сначала я чувствовал ее. Потом услышал, и, наконец, увидел ее, несущуюся