Карлос Кастанеда

Сила безмолвия (Часть 1)

свои истории, осознаешь и ты, - ответил

он. - В конце концов, с годами ты напишешь о них. Хотя и не заметишь

абстрактных ядер, поскольку ты человек практичный. Ты все делаешь только

для того, чтобы подчеркнуть свою практичность. И хотя я занимался своими

историями до изнеможения, у тебя и мысли нет о том, что в них имеется

абстрактное ядро. Поэтому все, что я показывал тебе как практичную, иногда

эксцентричную, деятельность, было обучением магии нерасторопного и большей

частью глупого ученика. Пока ты смотришь на все с такой точки зрения,

абстрактные ядра ускользают от тебя.

- Ты должен простить меня, дон Хуан, - сказал я, - но твои заявления

очень туманны. Что ты хочешь сказать?

- Я пытаюсь ввести магические истории как предмет, - ответил он. - Я

никогда специально не разговаривал с тобой на эту тему, потому что по

традиции она всегда остается скрытой. Это последняя хитрость духа.

Говорят, что когда ученик понимает абстрактные ядра, это похоже на укладку

камня, который венчает и скрепляет пирамиду.

Темнело, и это выглядело так, словно вновь пошел дождь. Я беспокоился

о том, что если ветер подует с востока на запад при сильном дожде, нас в

этой пещере вымочит до нитки. Я был уверен, что дон Хуан осознавал, но

почему-то игнорировал это.

- Дождя не будет до завтрашнего утра, - сказал он.

Ответ на мои потаенные мысли заставил меня непроизвольно подпрыгнуть,

я сильно стукнулся макушкой о каменный свод пещеры. Это сопровождалось

глухим стуком, который прозвучал хуже, чем хотелось бы.

Дон Хуан схватился за бока от хохота. Позже, когда моя голова

действительно заболела, я начал массировать ее.

- Твоя компания так же приятна для меня, как моя была приятна моему

бенефактору, - сказал он и засмеялся вновь.

Мы успокоились через несколько минут. Тишина вокруг меня была

зловещей мне казалось, что я слышу шелест низких облаков, когда они

спускались на нас с высоких гор. Потом я понял, что услышанный шелест был

тихим ветром. С моего места в неглубокой пещере он слышался как

перешептывание человеческих голосов.

- Мне невероятно повезло - я учился у двух нагвалей, - сказал дон Хуан,

разрушая гипнотическое воздействие, которое оказал на меня в этот момент -

первый был, конечно же мой бенефактор, нагваль Хулиан, второй, нагваль

Элиас, был его бенефактором. Мой случай уникальный.

- Почему это твой случай уникальный? - спросил я.

- Потому что поколения нагвалей собирали своих учеников через годы

после того, как их собственные учителя покидали мир, - объяснил он. -

Кроме моего бенефактора. Я стал учеником нагваля Хулиана за восемь лет до

того, как его бенефактор оставил мир. У меня была милость восьми лет. Это

наиболее удачная вещь из всех тех, что случались со мной, поэтому у меня

была возможность научиться двум противоположным темпераментам. Это похоже

на то, когда тебя воспитывает могущественный отец и еще более

могущественный дед, которые не сходятся во взглядах. В таком соперничестве

дед всегда выигрывает. Поэтому я собственно продукт учения нагваля Элиаса.

Я ближе к нему не только по темпераменту, но и по взглядам, и как уже

говорил, обязан ему своей прекрасной настройкой. Однако, большую часть

работы, которая привела меня к превращению из жалкого существа в

безупречного воина, проделал мой бенефактор, нагваль Хулиан.

- Как физически выглядел нагваль Хулиан?, - спросил я.

- Ты знаешь, к этому дню мне трудно визуализировать его, - сказал дон

Хуан. - Я знаю, это звучит абсурдно, но в зависимости от его потребностей

и обстоятельств, он был либо молодым, либо старым, красивым или

безобразным, расслабленным и хилым или сильным и мужественным, толстым или

стройным, среднего или очень низкого роста.

- Ты хочешь сказать, что он был актером, исполнявшим разные роли с

помощью реквизита?

- Нет, реквизит здесь не вовлекался, да и просто актером его не

назовешь. Он, конечно, был великий актер в своем роде, но это нечто

другое. Суть в том, что он был способен трансформировать себя и

становиться всеми этими диаметрально противоположными персонажами. Будучи

актером, он мог изобразить все мельчайшие особенности поведения, которые

делают реальным каждое отдельное существо. Можно сказать, что он был волен