чудовища был действительно мощной психологической
силой.
Дон Хуан сказал мне, что по какой-то причуде своего характера он был
грубым только с женщинами, но никогда не вел себя плохо в присутствии
нагваля Хулиана. По какой-то причине, которую дон Хуан не мог определить,
в его уме сложилось мнение, что нагваль - не тот человек, с кем можно
притворяться, ни сознательно, ни подсознательно.
Другой домочадец - необщительный мужчина - для дон Хуана не имел
значения. Дон Хуан составил о нем мнение еще при первой встрече с ним и в
расчет его не принимал. Ему казалось, что мужчина был слабым, ленивым и
находился под каблуком красивых женщин. Позднее, когда дон Хуан лучше
осознал личность нагваля, он узнал, что блеск других определенно затмевал
этого мужчину.
С течением времени природа лидерства и авторитета среди них стала
ясна для дон Хуана. Он был удивлен и даже восхищен, поняв, что здесь нет
ни лучших, ни худших. Некоторые из них выполняли обязанности, которые
другим были недоступны, но это не давало им превосходства, а просто делало
их разными. Однако, окончательное решение всегда автоматически оставалось
за нагвалем Хулианом, и он, по-видимому, получал огромное удовольствие,
выражая свои решения в форме грубых шуток, которые он направлял на
каждого.
Еще среди них существовала тайна о женщине, которую они называли
Талией, женщиной-нагваль. Никто не говорил дон Хуану, кто она была или что
значит быть женщиной-нагваль. Для него все же было ясным, что одна из семи
женщин была Талией. Все они так много говорили о ней, что любопытство дон
Хуана поднялось до огромных высот. Он задавал так много вопросов, что
женщина, которая была лидером остальных, пообещала научить его читать и
писать, чтобы он мог лучше использовать свои дедуктивные способности. Она
сказала, что он должен научиться скорее описывать вещи, чем загонять их в
память. Таким образом он соберет огромную коллекцию фактов о Талии,
фактов, которые он должен будет перечитывать и изучать до тех пор, пока
истина не станет очевидной.
Как бы предвосхищая циничный ответ, который возник в его уме, она
заявила, что хотя это и может показаться абсурдным усилием, попытка
узнать, кем была Талия, является одной из наиболее трудных и стоящих
задач, которые кто-либо может взять на себя.
Все это, сказала она, было шутливой частью. И уже серьезно добавила,
что дон Хуану необходимо изучить основы счетоводства, чтобы помогать
нагвалю управлять хозяйством.
Она немедленно принялась за ежедневные уроки, и за один год дон Хуан
продвинулся так далеко, что мог читать, писать и вести расчетные книги.
Все шло так гладко, что он не замечал перемен в себе, наиболее
значительной из которых было появление чувства беспристрастности. Пока он
занимался этим, у него продолжало оставаться впечатление, что в доме
ничего не происходит, наверное, потому, что он никак не мог распознать
своих домочадцев. Они были зеркалами, которые не давали отражения.
- Я укрывался в этом доме почти три года, - продолжал дон Хуан. - за
это время со мной происходили бесчисленные вещи, но я не думал тогда,
какими важными они были на самом деле. Или, скорее всего, я предпочитал
считать их неважными. Я был убежден, что все эти три года я только и
делал, что скрывался, трясся от страха и работал, как мул.
Дон Хуан засмеялся и рассказал, что именно тогда, по настоянию дона
Хулиана, он согласился обучаться магии, что-бы избавиться от страха,
который уничтожал его каждый раз, когда он видел чудовище, бессменно
стерегущее его. И хотя нагваль Хулиан рассказывал ему об очень многом,
ему, казалось, больше нравилось подшучивать над ним. Поэтому, если
говорить честно, он был уверен, что ничему не научится здесь, даже
добровольно связавшись с магией, потому что было совершенно ясно, что
никто в этом доме не знает и не практикует магию.
Но однажды он обнаружил себя целеустремленно идущим, без какой-либо
охоты со своей стороны, к невидимой черте, которая удерживала чудовище на
расстоянии. Монстр, как всегда, был здесь и наблюдал за домом. Но в этот
день вместо того, чтобы повернуть назад и убежать в дом в поисках защиты,
дон Хуан продолжал идти вперед.
Невероятная волна энергии заставляла его идти, не заботясь о своей
безопасности.
Чувство тотальной беспристрастности