развита, как
теперь, но то, что ты получил потом, является рудиментом того, во что
превратилась твоя маска великодушия.
Я попытался возразить. Мне не нравилась идея замаскированной
безжалостности, независимо от того, как он излагал ее.
- Не надо пробовать свою маску на мне, - сказал он, улыбаясь. -
прибереги ее для лучших времен - для тех, кто не знает тебя.
Он посоветовал мне вспомнить точный момент, когда у меня появляется
эта маска.
- Как только ты чувствуешь, что холодная ярость накатывает на тебя, -
продолжал он. - ты начинаешь маскировать ее. Ты не шутишь с ней, как делал
это мой бенефактор. Ты не пытаешься рассуждать о ней вслух, подобно мне.
Ты не притворяешься, что она интригует тебя, как нагваль Элиас. Это три
маски нагвалей, которых я знал. А что сделал ты? Ты спокойно подошел к
своей машине и отдал половину пакетов мальчишке, который помогал тебе их
нести.
До этой минуты я не помнил, что кто-то действительно помогал мне
нести пакеты. Я сказал дон Хуану, что видел огоньки, танцующие перед моими
глазами, и думал, что вижу их, потому что, движимый своей холодной
яростью, нахожусь на грани обморока.
- Ты не был на грани обморока, - ответил дон Хуан. - ты был на грани
входа в состояние 'сновидения' и самостоятельного 'видения' духа, подобно
талии и моему бенефактору.
Я сказал дон Хуану, что не великодушие заставило меня отдать пареньку
пакеты, а холодная ярость. Я должен был что-то сделать, чтобы успокоить
себя, и это было первым, что пришло мне в голову.
- Но это же точно то, о чем я говорил тебе. Твое великодушие - ложь,
- ответил он и начал смеяться над моей тревогой.
СВИДЕТЕЛЬСТВО БЕЗУПРЕЧНОСТИ
Пока дон Хуан рассказывал о разрушении зеркала самоотражения, совсем
стемнело. Я сказал дон Хуану, что выбился из сил, и, возможно, нам будет
лучше отменить путешествие и вернуться домой, но он утверждал, что мы
должны использовать каждую минуту отведенного нам времени для пересмотра
магических историй или воспоминания о движениях моей точки сборки,
насколько это возможно.
Мне захотелось пожаловаться. Я сказал, что состояние глубокой
усталости, такое, как мое, порождает только неопределенность и отсутствие
уверенности.
- Твоя неопределенность ожидаема, - деловым тоном произнес дон Хуан.
- в конце концов, ты имеешь дело с новым типом последовательности. Нужно
время, чтобы привыкнуть к нему. Воины тратят годы в преддверии ада, где
они уже не обычные люди, но еще и не маги.
- И что в конце концов происходит с ними? - спросил я. - они
выбирают, какую из сторон принять?
- Нет, у них нет выбора, - ответил он. - каждый из них осознает, что
он уже маг. Трудность в том, что зеркало самоотражения очень крепкое и
отпускает свои жертвы только после жестокой борьбы.
Он замолчал и как бы ушел в раздумия. Его тело вошло в состояние
жесткости, которое я наблюдал всегда, когда им овладевало то, что я
характеризовал как мечтания, а он описывал как моменты передвижения его
точки сборки, в течение которых он мог вспоминать.
- Я хочу рассказать тебе историю о свидетельстве безупречности мага,
- сказал он неожиданно после получаса полнейшего молчания. - я хочу
рассказать тебе историю моей смерти.
Он начал говорить о том, что случилось с ним после приезда в Дуранго,
все в той же женской одежде, после многих месяцев путешествия через
Центральную Мексику. Он сказал, что старый Белисарио отвел его в гасиенду,
чтобы спрятать от человека-чудовища, который гнался за ним.
После прибытия на место дон Хуан - очень отважно для своей молчаливой
натуры - познакомился с каждым, кто жил в этом доме. Здесь находились семь
красивых женщин и странный, необщительный мужчина, который не пожелал с
ним и слова сказать. Дон Хуан восхищался чудесными женщинами и избавлением
от попыток чудовища поймать его. А они еще больше восхищались его
маскировкой и историей, которая произошла с ним. Они никогда не уставали
выслушивать подробности его путешествия, и каждая из них поражалась тому,
как совершенно знание, полученное им во время долгого пути. Правда, дон
Хуана немного удивляла их осанка и самоуверенность, которые были просто
невероятными для него.
Семеро женщин были удивительны, и общение с ними делало дон Хуана
счастливым. Он любил их и верил им. Они обходились