сказать - это то, что глаза делают это, - сказал он
резко. - я не знаю, как, но они делают это. Они вызывают 'намерение'
чем-то неопределенным, что имеется в них, в их блеске. Маги говорят, что
'намерение' переживается глазами, а не разумом.
Он отказался добавить еще что-нибудь и вернулся к объяснению моего
воспоминания. Он сказал, что, когда его точка сборки достигла определенной
позиции, которая сделала его действительно старым, в моем уме больше уже
не оставалось сомнений. Но от того, что я очень заботился о своей
сверхрациональности, я тут же решил, что мне следует объяснить его
трансформацию.
- Я говорю тебе вновь и вновь, что быть слишком рациональным - значит
ставить себя в невыгодное положение, - сказал он. - у людей есть очень
глубокое чувство магии. Мы - часть таинственного. Рациональность - только
поверхностный лоск. Если мы сдерем этот слой, то внизу увидим мага.
Некоторые из нас, однако, с огромным трудом спускаются ниже поверхностного
уровня, другие, наоборот, делают это с удивительной легкостью. И ты и я
одинаковы в этом отношении - мы оба здорово попотели, прежде чем позволили
уйти себе от нашего самоотражения.
Я объяснил ему, что для меня поддержание своей рациональности всегда
было вопросом жизни и смерти. И даже больше того, когда это касалось моих
переживаний в его мире.
Он заметил, что в тот день в Гуаямосе моя рациональность была
исключительно изнурительной для него. С самого начала он был вынужден
использовать каждый прием, который он знал, чтобы подорвать ее. В конце
концов он начал насильно цепляться руками за мои плечи, почти сгибая меня
под своей тяжестью. Этот прямой физический маневр был первым толчком моего
тела. И это, вместе с моим страхом, вызванным потерей его
последовательности, наконец пробило мою рациональность.
Но пробивания твоей рациональности было недостаточно, - продолжал дон
Хуан. - я знал, что если твоя точка сборки достигнет места отсутствия
жалости, я смогу разрушить любой остаток моей последовательности. Это
произошло тогда, когда я стал действительно стариком и заставил тебя
объезжать город, а под конец разозлился на тебя и влепил тебе пощечину.
- Это шокировало тебя, но ты был на пути мгновенного выхода, когда я
нанес твоему зеркалу самооотражения то, что оказалось его финальным
ударом. Я крикнул, что ты кровавый убийца. Я не ожидал, что ты убежишь. Я
забыл о твоих буйных вспышках.
Он сказал, что несмотря на мою тактику немедленного выхода, моя точка
сборки достигла места отсутствия жалости, когда я рассердился на его
старческое поведение. Или все наоборот - я рассердился, поскольку моя
точка сборки достигла места отсутствия жалости. Но и это уже не имеет
значения. Считается только то, что моя точка сборки перешла туда.
И пока она была там, мое собственное поведение заметно изменилось. Я
стал холодным, расчетливым и безразличным к личной безопасности.
Я спросил дон Хуана, 'видел' ли он все это. Я не помнил, чтобы я
рассказывал ему об этом. Он ответил, что знает все мои чувства благодаря
самонаблюдению и воспоминанию своего собственного опыта.
Он сказал, что моя точка сборки зафиксировалась в новой позиции,
когда он вернулся в свое обычное состояние. К тому времени мое убеждение о
его нормальной последовательности перенесло такой глубокий сдвиг, что
последовательность больше не функционировала как связанная сила. И в этот
миг, со своей новой позиции, моя точка сборки позволила мне создать другой
тип последовательности, который я выражал в терминах необычной,
объективной жесткости - жесткости, которая стала с тех пор моим обычным
образом поведения.
- Последовательность так важна в нашей жизни, что если ее разрушить,
она тут же восстанавливается вновь, - продолжал он. - в случае магов,
однако, когда их точки сборки достигают места отсутствия жалости,
последовательность никогда не бывает той же.
- Поскольку ты естественно медлителен, ты не заметил, что в тот день
в Гуаямосе ты, среди прочих вещей, мог принимать любой вид отсутствия
последовательности по его номинальной стоимости, после символической
борьбы твоего разума, конечно.
Его глаза лучились смехом.
- А еще в этот день ты приобрел свою замаскированную безжалостность,
- продолжил он. - твоя маска, конечно, не была так хорошо