интересуюсь антикварными вещами.
Молодой человек, бежавший вслед за мной, шумно пронесся мимо меня. Я
быстро придумал краткий план: купить как можно больше вещей. Я должен
показаться людям в магазине обычным туристом. Потом я попрошу кого-нибудь
помочь мне донести покупки до машины.
Я так и сделал, выбрав то, что хотел. Потом заплатил пареньку в
магазине, чтобы он помог мне донести мои пакеты, но стоило мне
приблизиться к машине, как я увидел дон Хуана, стоявшего возле нее в
окружении толпы. Он что-то рассказывал полицейскому, который делал записи.
Все оказалось бесполезным. Мой план рухнул. К машине было не пройти.
Я велел молодому пареньку оставить пакеты на тротуаре и сказал ему, что за
мной скоро должен подъехать мой друг, который отвезет меня в гостиницу.
Паренек ушел, а я, прикрываясь пакетами, которые держал перед собой,
наблюдал за дон Хуаном и людьми вокруг него.
Я видел, как полицейский проверил мои калифорнийские номерные знаки,
и это меня окончательно убедило, что мне пришел конец. Обвинение безумного
старика было слишком серьезным. К тому же, я убегал, а это только
подтверждало мою виновность в глазах полицейского. Кроме того, я был
уверен, что полицейский не поверит мне и с удовольствием арестует
иностранца.
Я стоял в подворотне, наверное, целый час. Полицейский ушел, но толпа
по-прежнему окружала дон Хуана, который что-то кричал и взволнованно
размахивал руками. Я был далеко и не мог расслышать того, что он говорил,
но вполне представлял суть его быстрых и нервных выкриков.
Мне позарез нужен был другой план. Я решил остановиться в гостинице и
переждать там пару дней, а уж потом рискнуть и добраться до машины. Я
подумывал вернуться в магазин и вызвать там такси. Я никогда не нанимал
такси в Гуаямосе и понятия не имел, есть ли оно тут вообще. Но мой план
рухнул тут же, как только я понял, что если в полиции служат не дураки, а
рассказ дон Хуана принят серьезно, они наверняка проверят все гостиницы.
Может быть, полицейский, оставив дон Хуана, уже этим и занимается.
В уме появилась другая мысль - отправиться на автобусную станцию и
дождаться автобуса в какой-нибудь город у международной границы. Или любой
другой автобус, лишь бы уехать из Гуаямоса. Я тут же отбросил и эту идею.
Конечно же, дон Хуан дал мои данные полицейскому, и полиция уже
предупредила всех на автобусной станции.
Мой ум был охвачен слепой паникой. Я постарался чаще дышать, чтобы
успокоить свои нервы.
Я заметил, что толпа возле дон Хуана начинает расходиться.
Полицейский вернулся с коллегой, и они медленно двинулись к концу улицы. В
этот миг я почувствовал внезапное бесконтрольное желание. Было так, будто
мое тело отсоединилось от моего мозга. Я пошел к своей машине, неся с
собой все пакеты. Без малейшего страха или следов беспокойства я открыл
багажник, сложил туда пакеты, затем открыл водительскую дверь.
Дон Хуан стоял на тротуаре возле машины, рассеянно наблюдая за мной.
Я взглянул на него с совершенно не свойственной мне холодностью. Никогда в
жизни у меня не было такого чувства. Я не чувствовал ненависти или даже
гнева. Я даже не сердился на него. Это чувство не было ни смирением, ни
терпением. И уж конечно, оно не было добротой. Скорее это было холодное
безразличие, пугающее отсутствием жалости. В этот миг меня совершенно не
заботило, что случится с дон Хуаном или со мной. Дон Хуан встряхнулся
верхней частью тела, как собака после купания. И тут же, словно все было
только плохим сном, он вновь превратился в человека, которого я знал. Он
быстро вывернул наизнанку свою куртку. Это была какая-то двухлицевая
куртка, бежевая с одной стороны и черная с другой. Теперь он был одет в
черную куртку. Дон Хуан бросил свою соломенную шляпу в машину и аккуратно
пригладил свои волосы. Он вытащил воротничок рубашки поверх воротника
куртки, и это тут же сделало его гораздо моложе. Ни слова не говоря, он
помог мне сложить оставшиеся пакеты в машину.
Когда оба полицейских бросились к нам, дуя что есть мочи в свои
свистки, привлеченные стуком дверей машины, дон Хуан очень проворно
побежал им навстречу. Он внимательно выслушал их и заверил, что им не о
чем беспокоиться. Он объяснил, что они, по-видимому, встретили его отца,
слабого старого индейца, который страдал умственной недостаточностью.