подвинутого курьера, зондируют наши
перцептуальные пределы. Это еще один аспект того, почему мне нравятся
стихи. Я воспринимаю их как продвижения курьеров. Но как я уже тебе
говорил, поэты, в отличие от магов, не знают, что эти продвижения могут
быть достигнуты.
Ранним вечером дон Хуан сказал, что мы обсудили уже массу вещей, и
спросил, хочу ли я пойти погулять. У меня было своеобразное состояние ума.
Я и раньше замечал в себе странную отрешенность, которая приходила и
уходила. Сперва мне подумалось, что это физическая усталость омрачает мои
мысли. Но мысли были кристально чисты. Это убедило меня, что моя странная
беспристрастность являлась продуктом моего перехода в повышенное сознание.
Мы вышли из дома и прогуливались вокруг городской площади. Я
постарался побыстрее расспросить дон Хуана о своей отрешенности, пока он
не начал говорить о чем-то еще. Он объяснил ее как перемещение энергии. Он
сказал, что когда энергия, используемая обычно для поддержания
фиксированного положения точки сборки, освобождается, она автоматически
фокусируется на связующем звене. Он заверил меня, что у мага нет ни
техники, ни способов научиться заранее тому, как перемещать энергию с
одного места на другое. Скорее это мгновенное перемещение имеет место,
когда достигается определенный уровень сноровки.
Я спросил его, чем же был уровень сноровки. 'Чистым пониманием' -
ответил он. Чтобы добиться этого мгновенного перемещения энергии,
необходима четкая связь с 'намерением', а четкая связь достигается только
намеренно и благодаря чистому пониманию.
Естественно, я попросил его объяснить чистое понимание. Он засмеялся
и сел на скамейку.
- Я расскажу тебе нечто фундаментальное о магах и их актах мышления,
- продолжал он. - кое-какие вещи о кувыркании их мышления в невообразимое.
Он сказал, что некоторые маги были рассказчиками и сказочниками.
Рассказывание историй для них было не только продвижением курьера, которое
зондировало их перцептуальные границы, но и путем к совершенству, силе и
духу. Он на секунду замолчал, очевидно, подыскивая подходящий пример.
Потом он напомнил мне, что индейцы яки имеют набор исторических событий,
которые они называют 'памятными датами'. Я знал, что памятные даты были
устным пересказом их истории, как нации, в то время, когда они вели войну
против захватчиков их отечества: сначала испанцев, затем мексиканцев. Дон
Хуан, сам будучи яки, решительно заявил, что памятные даты были пересказом
поражений и раскола его народа.
- А что ты, образованный человек, скажешь о том маге, который,
основываясь на памятных датах, создаст рассказ - к примеру, сказки об
истории Калисто Муни - но изменит окончание так, что вместо описания того,
как Калисто Муни был разорван и четвертован испанскими палачами, что и
было на самом деле, получится история победоносного бунтаря Калисто Муни,
которому удалось освободить свой народ? - спросил он меня.
Я знал историю Калисто Муни. Это был индеец яки, который, согласно
памятным датам, много лет плавал на пиратском судне в Карибском море,
обучаясь стратегии войны. Потом он вернулся в родную Сонору. Ему удалось
организовать восстание против испанцев и провозгласить войну за
независимость, но затем он был предан, схвачен и казнен.
Дон Хуан уговорил меня прокомментировать этот вопрос. Я рассказал ему
о своем предположении, что изменение фактического изложения событий в той
манере, о которой говорил он, будет психологическим приемом, типом
желанных мечтаний мага в роли рассказчика. Или, возможно, это будет
персональным, стилевым способом облегчения своего неудовлетворения. Я
добавил, что даже могу назвать такого мага-рассказчика патриотом,
поскольку он не может смириться с горьким поражением.
Дон Хуан смеялся до тех пор, пока не поперхнулся.
- Но вопрос упирается не только в одного мага-рассказчика, - возразил
он. - они все поступают так.
- Тогда это социально санкционированный прием, выражающий желание
всего общества, - ответил я. - социально признанный способ коллективного
освобождения от психологического стресса.
- Твои аргументы сладкоречивы, убедительны и разумны, - отозвался он.
- но поскольку твой дух мертв, ты не можешь видеть изъян твоих доводов.
Он взглянул на меня, как бы уговаривая понять то, что он сказал.