Карлос Кастанеда

Сила безмолвия (Часть 1)

И во плоти, которая сгорит,

Как костер, зажженный песней,

Как сон, как оттенок,

Который бросился в глаза,

И ты, сам по себе,

Возможно, умер навсегда,

Не поставив нас в известность об этом,

Мы отбросы, крошки, пепел тебя,

Ты, который все еще существуешь

Как звезда, обманувшая нас своим светом,

Пустым светом без звезды,

Который идет к нам,

Предлагая свою бесконечную катастрофу.

- Пока я слушал слова, - сказал дон Хуан, когда я кончил читать. - Я

чувствовал, что этот человек 'видел' суть вещей, и я благодаря ему тоже

мог 'видеть'. Меня не волнует, о чем это стихотворение. Меня волнует

только чувство, которое страстное желание поэта донесло до меня. Я

заимствовал его страстное желание и, благодаря ему, заимствовал красоту. И

чудесно то, что он, как истинный воин, потратил ее на получателей и

зрителей, сохранив для себя только свое страстное желание. Эта встряска,

это потрясение красотой является 'выслеживанием'.

Я был очень тронут. Объяснение дон Хуана задело во мне необычную

струну.

- Ты хочешь сказать, дон Хуан, что смерть - единственный реальный

враг, которого мы имеем? - спросил я его минутой позже.

- Нет, - убежденно возразил он. - смерть - не враг, хотя она им и

кажется. Смерть не является нашим разрушителем, хотя мы и думаем о ней

таким образом.

- Что же она собой представляет тогда? - спросил я.

- Маги говорят, что смерть - единственный достойный оппонент,

которого мы имеем, - ответил он. - смерть - это то, что посылает нам

вызов. Мы рождены, чтобы принять этот вызов - и обычный человек, и маг. Но

маги знают об этом, а обычный человек - нет.

- Лично я скажу, дон Хуан, что жизнь, а не смерть, является вызовом.

- Жизнь - это процесс, с помощью которого смерть бросает нам вызов, -

сказал он. - смерть - активная сила. Жизнь - это арена. И на этой арене

есть только два соперника - ты и смерть.

- А я думаю, дон Хуан, что именно мы, люди, бросаем вызов, - сказал

я.

- Вовсе нет, - возразил он. - мы пассивны. Подумай об этом. Если мы и

начинаем шевелиться, то только тогда, когда чувствуем давление смерти.

Смерть задает темп нашим действиям и чувствам и неумолимо толкает нас до

тех пор, пока не ломает нас и не выигрывает схватку, или наоборот - мы

поднимаемся выше всех возможностей и побеждаем смерть.

- Маги побеждают смерть, и смерть признает свое поражение, позволяя

магам следовать свободно, и никогда она уже не бросит вновь свой вызов.

- И значит, эти маги становятся бессмертными?

- Нет. Не это имеется в виду, - ответил он. - смерть перестает

бросать им вызов, и это все.

- Но что это означает, дон Хуан? - спросил я.

- Это значит, что мышление делает кувырок в невообразимое, - ответил

он.

- А что является кувырком мышления в невообразимое? - спросил я,

пытаясь не показаться воинственным. - наша с тобой проблема в том, что мы

не разделяем одних и тех же значений слов.

- Ты говоришь неправду, - перебил меня дон Хуан. - ты понимаешь то,

что я имею в виду. Ты разыгрываешь пародию, требуя рационального

объяснения 'кувыркания мышления'. Ты точно знаешь, чем оно является.

- Нет, не знаю, - возразил я.

А потом я понял, что действительно знаю или, скорее, интуитивно

догадываюсь о том, что имеется в виду. Была какая-о часть меня, которая

превосходила пределы моей рациональности и могла понять, и могла объяснить

выше уровня метафор кувыркание мышления в невообразимое. Но беда состояла

в том, что эта часть меня была недостаточно сильной, чтобы выходить на

поверхность по желанию.

Все это я и сказал дон Хуану. Он захохотал и заметил, что мое

сознание подобно чертику на резинке. Иногда оно поднимается очень высоко,

и мое управление им оказывается проницательным, в другой же раз оно

спускается, и я становлюсь рациональным идиотом. Но большую часть времени

оно снует по недостойной медиане, где я ни рыба, ни мясо.

- Кувыркание мышления в невообразимое, - объяснил он со смиренным

вздохом. - является нашествием духа, разрушением наших перцептуальных

барьеров. Это момент, когда восприятие человека достигает своих пределов.

Маги, практикуя искусство следопыта,