располагать им или переставлять по желанию. Это
противоречие, говорил он, является сущностью магии. Невозможность
понимания этого приносила поколениям магов невообразимую боль и печаль.
Нагвали наших дней, пытаясь избежать оплаты болью этой непомерной цены,
развили кодекс поведения, названный путем воина или безупречным действием.
Он подготавливает магов, увеличивая их трезвость и внимательность.
Дон Хуан объяснил, что одно время в далеком прошлом маги были глубоко
заинтересованы в общем связующем звене, которое 'намерение' имеет со всем
остальным. И, фокусируя свое второе внимание на этом звене, они
приобретали не только прямое знание, но также и способность манипулировать
этим знанием и выполнять изумительные дела. Однако, они не приобрели
здравость ума, которая необходима для управления всеми этими силами.
Поэтому благоразумно настроенные маги решили фокусировать свое второе
внимание только на связующем звене существ, которые имели сознание. Сюда
входил весь диапазон существующих органических существ, а также весь
диапазон тех, кого маги называли неорганическими существами или олли
(союзниками), которых они описывали как организмы, наделенные сознанием,
но не живущие так, как мы понимаем жизнь. Это решение не было удачнее
других, поскольку оно тоже, в свою очередь, не добавляло им мудрости.
В своем следующем уточнении маги сфокусировали свое внимание
исключительно на звене, связующем людей с 'намерением'. Конечный результат
оказался таким же, что и раньше.
Поэтому маги произвели окончательное уточнение. Каждый маг должен был
иметь дело только со своей индивидуальной связью. Но и это было в равной
степени неэффективно.
Дон Хуан сказал, что хотя и есть значительные различия среди этих
четырех сфер интересов, каждая из них так же искажена, как и другие.
Поэтому в конце концов маги занялись сами собой, исключительно
способностью звена, связующего их с 'намерением', которая позволяла им
зажигать огонь изнутри.
Он утверждал, что все современные маги свирепо добиваются достижения
здравости ума. Нагваль делает особенно мощные усилия, поскольку он
обладает большей силой, огромным господством над энергетическими полями,
которые определяют восприятие, и большей подготовленностью, можно сказать
освоенностью, относительно сложностей безмолвного знания, которое является
ничем иным, как прямым контактом с 'намерением'.
При подобном пересмотре магия становится попыткой восстановить наше
знание 'намерения', усилием вернуть его использование, не поддаваясь ему.
Абстрактные же ядра магических историй являются оттенками реализаций,
ступенями нашего осознания 'намерения'.
Я понимал объяснение дон Хуана с изумительной ясностью. Но чем больше
я понимал, и чем яснее становились его утверждения, тем громаднее
поднималось чувство потери и подавленности. Один момент я искренне желал,
чтобы моя жизнь закончилась прямо здесь. Я чувствовал себя осужденным.
Почти со слезами я сказал дон Хуану, что не вижу смысла в продолжении его
объяснений, так как я знаю, что вскоре потеряю свою ясность ума, и,
возвратившись в свое обычное состояние сознания, я не смогу вспомнить
ничего из того, что я 'видел' или слышал. Моя мирская внимательность
навяжет свою приобретенную привычку повторения и разумную предсказуемость
своей логики. Вот почему я чувствовал себя осужденным. Я сказал ему, что
негодую на свою судьбу.
Дон Хуан ответил, что даже в повышенном сознании я преуспеваю в
повторении, и что периодически я стараюсь надоесть ему, описывая свои
приступы бессмысленных чувств. Он сказал, что если я не выдержу, сражаясь
с этим, мне не надо извиняться перед самим собой и чувствовать сожаление,
не имеет значения то, какова наша определенная судьба, пока мы встречаем
ее с крайней несдержанностью.
Его слова вызывали во мне чувство блаженного счастья. Я повторял их
снова и снова, слезы катились по моим щекам, так я был согласен с ним. Во
мне бурлила такая глубокая радость, что я даже боялся, как бы нервы не
выскочили из моих рук. Я призвал все свои силы, чтобы приостановить ее, и
вдруг ощутил отрезвляющий эффект моих ментальных тормозов. Но это было так
радостно, что моя ясность ума начала рассеиваться. Я молча сражался,
пытаясь стать менее трезвым и менее нервозным. Дон Хуан не издал ни звука,
оставив