Карлос Кастанеда

Сила безмолвия (Часть 1)

того, кто обладает ими.

- У магов есть правило большого пальца: они говорят, что, чем глубже

перемещение точки сборки, тем величественнее чувство полученного знания и

того, что нет слов, объясняющих его. Иногда точка сборки обычных людей

может двигаться без знания причины и даже без осознания этого с их

стороны, если не считать того, что они лишаются дара речи, смущаются и

становятся уклончивыми.

Висенте перебил его и предложил, чтобы я остался с ними подольше. Дон

Хуан согласился и повернулся ко мне лицом.

- Самым первым принципом 'выслеживания' является то, что воин

'выслеживает' самого себя, - сказал он. - воин 'выслеживает' себя

безжалостно, хитро, терпеливо и ласково.

Я хотел засмеяться, но он не дал мне времени. Очень кратко он

определил 'выслеживание' как искусство использования поведения по-новому

для определенных целей. Он сказал, что обычным человеческим поведением в

мире повседневной жизни была рутина. Любое поведение, нарушающее

повседневный порядок, оказывает на наше полное существо совершенно

необычный эффект. Именно этот необычный эффект маги и ищут, поскольку он

кумулятивный.

Он пояснил, что маги, видящие древних времен, первыми заметили,

благодаря своему 'видению', что необычное поведение заставляет точку

сборки дрожать. Вскоре они обнаружили, что если необычное поведение

практикуется систематично и целенаправленно, оно в конечном счете вызывает

движение точки сборки.

- Настоящим вызовом для этих магов-видящих, - продолжал дон Хуан, -

было нахождение системы поведения, которая не была бы ни мелочной, ни

причудливой, но сочетала бы в себе нравственность и чувство красоты,

которые отличают магов-видящих от заурядных колдунов и ведьм.

Он перестал говорить и все посмотрели на меня, отыскивая следы

усталости в моих глазах и на моем лице.

- Любой, кому удается передвинуть свою точку сборки в новую позицию,

уже маг, - продолжил дон Хуан. - и из этой новой позиции он может делать

любые добрые и плохие дела по отношению к своим собратьям. Следовательно,

бытие мага подобно бытию сапожника или пекаря. Маги-видящие ищут того, как

выйти за рамки этой позиции. А чтобы сделать это, им нужна нравственность

и красота.

Он сказал, что для магов 'выслеживание' служит фундаментом, на

котором строится все, что они делают.

- Некоторые маги возражают против термина 'выслеживание', - продолжал

он, - но название пришло от того, что оно влечет за собой тайное

поведение.

- Его также называют искусством красться, но этот термин в равной

степени неудачен. Мы сами, из-за нашего невоинственного темперамента,

называем его искусством контролируемой глупости. Ты можешь называть его

как хочешь. Но мы продолжаем использовать термин 'выслеживание', потому

что легче сказать 'сталкер', как говорил мой бенефактор, чем неуклюжее

'творец контролируемой глупости'.

При упоминании их бенефактора они засмеялись, как дети.

Я отлично понимал его. У меня не было ни вопросов, ни сомнений. Было

лишь чувство, что я должен держаться за каждое слово дон Хуана, чтобы

сказанное осело во мне. Иначе мои мысли побегут впереди него.

Я заметил, что мои глаза были зафиксированы на движении его губ, в то

время как слух фиксировался на звучании слов. И как только я понял это, то

уже не мог больше следовать ему. Моя концентрация нарушилась. Дон Хуан

продолжал говорить, но я не слушал его. Я поражался невообразимой

возможности жить постоянно в повышенном сознании. Я спрашивал себя, какова

ценность выживания? Можно ли оценивать ситуации лучше? Быть быстрее, чем

обычный человек, или, возможно, быть умнее?

Дон Хуан внезапно перестал говорить и спросил меня, о чем я

задумался.

- Ах, ты так практичен, - прокомментировал он после того, как я

рассказал ему о моих мечтаниях. - я думал, что в повышенном сознании твой

темперамент станет более артистичным, более мистичным.

Дон Хуан повернулся к Висенте и попросил его ответить на мои вопросы.

Висенте прочистил горло и потер руки об свои штаны. Он производил ясное

впечатление страданий человека на грани испуга. Мне стало жалко его. Мысли

завертелись клубком. И когда я услышал его заикание, в мою голову ворвался

образ - образ, который всегда возникал у меня при виде робости моего отца,