толстых щупальца,
которые я могу использовать как костыли, чтобы поднять свое тело.
Я пытался подняться всеми способами. Ощущение отчаяния и
физической тревоги напоминало о ночных кошмарах детства, в которых я не
мог проснуться и в то же время был полностью бодрствующим.
- 141 -
В конце концов, Зулейка заговорила со мной. Она сказала, что я
должен соблюдать известную последовательность и что совершенно
бессмысленно и глупо робеть и приходить в возбуждение, как будто я имею
дело с повседневным миром.
Робость уместна только в первом внимании; второе внимание является
самим спокойствием. Она хотела, чтобы я повторил ощущение, которое у
меня было, когда я подметал пол средней частью тела. Я подумал, что для
того, чтобы я мог повторить его, мне надо сидеть. Без всяких
размышлений со своей стороны я принял ту позу, в которой мое тело
впервые получило это ощущение. Что-то во мне перекатилось - и я уже
стоял. Я не мог себе представить, что именно я сделал, чтобы двинуться.
Я подумал, что если начну все заново, то смогу уловить
последовательность.
Как только у меня мелькнула об этом мысль, я опять лежал на земле.
Встав вторично, я сообразил, что никакие процессы сюда не входят, и
чтобы двигаться, я должен иметь желание двигаться на очень глубоком
уровне. Иными словами, мне для этого надо быть совершенно убежденным,
что я хочу двигаться или более точно будет сказать, что я должен быть
убежден в том, что мне нужно двинуться.
Как только я понял этот принцип, Зулейка заставила меня изучать на
практике все вообразимые аспекты волевых передвижений. Чем больше я
практиковал их, тем яснее мне становилось, что фактически сновидение -
это разумное состояние. Зулейка объяснила это так: во время сновидения
правая сторона - разумное сознание - завернута внутрь левостороннего
сознания для того, чтобы дать сновидящему возможность чувствовать
трезвую рациональность, но воздействие рациональности должно быть
минимальным и использоваться лишь как сдерживающий механизм, чтобы
защитить сновидящего от эксцессов и путаницы в понимании.
Следующим шагом было научиться управлять телом сновидения. Еще в
самый первый раз, когда я пришел к Зулейке, дон Хуан предложил, чтобы я
глядел на детали веранды, пока сижу на ящике. Я послушно глядел на
веранду иногда целыми часами. В доме Зулейки я всегда был один.
Казалось, в те дни, когда я был там, все куда-то уезжали или прятались.
Тишина и одиночество помогали мне и я добился того, что отчетливо
помнил все детали веранды.
Зулейка дала мне, соответственно, задачу открывать глаза, когда я
нахожусь в состоянии спокойного бодрствования, и видеть веранду. Чтобы
выполнить это, потребовалось немало сеансов. Сначала я открывал глаза и
видел Зулейку: тогда она рывком своего тела отбрасывала меня обратно,
как если бы я был мячиком, в состояние спокойного бодрствования. При
одном из таких возвратов я ощутил интенсивную дрожь. Что-то из моих
ног будто пробивалось в грудь, и я выкашлянул это. Вся веранда
появилась внезапно передо мной, будто вылетев из моих бронхов, в
сопровождении звука, подобного рычанию зверя.
Я услышал, как голос Зулейки долетел до меня, подобно слабому
шепоту. Я не мог понять, что она говорит. Мельком я заметил, что сижу
на ящике. Я хотел встать, но почувствовал, что во мне нет плотности,
как будто ветер мог вот-вот меня унести. Затем я очень ясно услышал,
как Зулейка велит мне не двигаться. Я попытался оставаться
неподвижным, но какая-то сила толкнула меня и я проснулся в своем
алькове. На меня смотрел Сильвио Мануэль.
После каждого сеанса с Зулейкой дон Хуан ожидал меня в совершенно
темном холле. Он выводил меня из дома и менял у меня уровень сознания.
Но на этот раз тут был Сильвио Мануэль. Не говоря ни слова, он
поместил меня в корсет и поднял к притолоке. Он продержал меня там до
полудня, пока дон Хуан не пришел спустить меня на пол. Он сказал, что
- 142 -
нахождение в подвешенном состоянии без соприкосновения с полом
настраивает тело и что это необходимо перед опасными путешествиями
вроде того, которое ждет меня.
Мне потребовалось еще много сеансов сновидения, чтобы,