Ты был моложе, а я была жирная.
Упоминание о доме Висенте навело меня внезапно на мысль, о которой
я и рассказал Горде. Однажды, когда я проезжал через Закатекас в
Северной Мексике, у меня появилось странное желание заехать и навестить
одного из друзей дона Хуана, Висенте. При этом я не понимал, что,
поступая так, я бездумно врываюсь в другую область, так как дон Хуан
никогда не знакомил меня с ним. Висенте, как и женщина-нагваль,
принадлежали другому миру. Не удивительно, что Горда была так
потрясена, когда я рассказал ей о моем визите. Мы знали его очень
хорошо, он был так же близок к нам, как дон Хенаро, а возможно, даже
ближе, и тем не менее мы забыли его, так же как забыли женщину-нагваль.
Здесь мы с Гордой сразу сделали огромный шаг назад в воспоминании.
Мы вспомнили вместе, что Хенаро, Висенте и Сильвио Мануэль были
друзьями дона Хуана, его когортой. Они все были связаны между собой
своего рода обетом. Мы с Гордой не могли припомнить, в чем именно
состояла эта связь. Висенте не был индейцем. В молодости он был
фармацевтом. Он был ученым группы и настоящим лекарем, который
поддерживал всех их всегда здоровыми. У него была страсть к ботанике. Я
был без всяких сомнений убежден, что он знает о растениях больше, чем
любой из ныне живущих людей.
Мы с Гордой вспоминали, что именно Висенте обучил всех, в том
числе и дона Хуана, пользоваться лекарственными растениями. Он
особенно интересовался Нестором, и мы все считали, что Нестор будет
похож на него.
- Воспоминание о Висенте заставляет меня задуматься о самой себе,
- сказала Горда. - Это наводит меня на мысль о том, какой невыносимой
женщиной я была. Самое плохое, что может произойти с женщиной, - это
иметь детей, иметь дыры в своем теле, и все же действовать, как
маленькая девочка. В этом и была моя проблема: я хотела быть умной, но
была пустышкой. И мне позволяли строить из себя дуру, помогали мне
быть ишачьим хвостом.
- Кто, Горда, - спросил я.
- Нагваль и Висенте и все эти люди, которые были в доме, когда я
вела себя с тобой такой ослицей.
Мы с Гордой вспомнили одновременно, что ей позволяли быть
несносной только со мной. Больше никто не поддерживал ее чепухи, хотя
она и пыталась отыграться на каждом. - Висенте принимал меня, -
сказала Горда. - Он все время играл со мной. Я даже звала его дядей.
Когда я попыталась назвать дядей Сильвио Мануэля, он чуть не сорвал у
меня кожу с запястий своими клещеподобными руками.
Мы попытались сфокусировать наше внимание на Сильвио Мануэле, но
не могли вспомнить, как он выглядел. Мы могли ощущать его присутствие в
своих воспоминаниях, но он не был в них личностью, - он был только
ощущением.
- 72 -
Насколько это касалось сцены сновидения, мы помнили, что она была
точной копией того, что действительно имело место в нашей жизни в
определенном месте и в определенное время, однако мы все еще не могли
вспомнить, когда именно. Но я знал, что принял заботы о Горде, как
средство самовоспитания и подготовки к трудностям взаимодействия с
людьми.
Совершенно необходимо было воспитать в себе чувство легкости при
столкновении с социальными ситуациями, а здесь никто не мог быть лучшим
тренером, чем Горда. Те проблески памяти, которые у меня возникали о
жирной Горде, появлялись именно из этих обстоятельств, так как я
буквально последовал указаниям дона Хуана.
Горда сказала, что ей понравилось настроение сцены сновидения.
Она бы предпочла просто следить за ней, но я втащил ее внутрь сцены,
заставив переживать свои старые чувства, которые были отвратительны для
нее. Ее неудобство было так велико, что она намеренно потащила меня за
руку, чтобы заставить закончить наше участие в чем-либо, столь
неприятном для нее.
----------------------------------
На следующий день мы договорились о времени следующего сеанса
совместного сновидения. Она начала его из своей спальни, а я из своего
кабинета, но ничего не произошло. Мы выдохлись уже от попыток войти в
сновидение.
Целыми неделями после этого мы тщетно пытались достичь
эффективности нашего первого опыта. С каждой неудачей мы становились
ожесточеннее и упорнее.
Перед