Карлос Кастанеда

Дар орла (Часть 1)

в действительности я не смотрел на ее черты. Я был слишком

сердит и раздражен, чтобы присматриваться к деталям. Она тоже,

казалось, была задета неудобством ситуации и поспешила покинуть дом.

Горда сказала, что без каких-либо логических оснований она

чувствует, что та молодая женщина была ключевой фигурой в жизни

Нагваля. Ее заявление привело нас к разговору об известных нам друзьях

дона Хуана. Мы очень долго пытались собрать по крупицам информацию о

людях, связанных с доном Хуаном. Я рассказал ей о нескольких случаях,

когда дон Хуан брал меня участвовать в пейотной церемонии. Я описал

каждого, кто там присутствовал. Она никого не узнала. Тогда я сообразил

что, возможно, знаю больше людей, связанных с доном Хуаном, чем она,

однако что-то из того, что я сказал, вызвало у нее воспоминание о том

времени, когда она видела, что молодая женщина подвозила дона Хуана и

дона Хенаро в небольшом белом автомобиле. Женщина высадила обоих мужчин

у дверей дома Горды и пристально посмотрела на нее, прежде чем уехать.

Горда подумала тогда, что молодая женщина просто подвезла Нагваля и

Хенаро к дому по их просьбе. Тогда я вспомнил, что, выбравшись из-под

циновки в доме дона Хуана, я еще успел увидеть белый 'фольксваген',

уезжающий прочь.

Я упомянул еще об одном случае с участием другого друга дона

Хуана, - человека, который как-то дал мне несколько растений пейота на

городском базаре в Северной Мексике. Он также занимал годами мое

воображение. Имя этого человека было Висенте. При звуке этого имени

тело Горды реагировало так, как если бы был затронут нерв. Голос у

нее изменился. Она попросила меня повторить имя и описать этого

человека. И опять я не мог дать никакого описания: я видел этого

человека только однажды, в течение нескольких минут, десять лет назад.

------------------------------------------

Мы с Гордой прошли через период почти злости; злились мы не друг

на друга, а на то, что держало нас закрытыми.

Последний инцидент, который был связан с полномасштабным

воспоминанием, произошел однажды, когда я простудился и оставался в

постели с насморком и легкой лихорадкой.

Мысли бесцельно текли у меня в голове. Весь день в мозгу у меня

вертелась мелодия старой мексиканской песни.

В какой-то момент мне стало сниться, что кто-то играет эту мелодию

на гитаре. Я пожаловался на ее монотонность, а тот, кто играл и кому я

жаловался, толкнул меня гитарой в живот. Я отскочил, уклоняясь, и,

стукнувшись головой о стену, проснулся. Это не было живым сном, только

мотив все еще преследовал меня, и я не мог забыть звука гитары: он

продолжал звучать в моем мозгу. Я оставался полупроснувшись,

прислушиваясь к музыке. Казалось, я вхожу в состояние сновидения -

- 62 -

полная и детальная сцена сновидения появилась перед моими глазами. В

этой сцене рядом со мной сидела молодая женщина. Я мог разглядеть

каждую деталь ее черт. Я не знал, кто она, но то, что я ее вижу,

потрясло меня. В один миг я полностью проснулся. Беспокойство,

которое создало во мне это лицо, было столь интенсивным, что я поднялся

и совершенно автоматически стал ходить взад и вперед

Я обливался потом и боялся покинуть комнату. Я не мог позвать на

помощь Горду, - она уехала на несколько дней в Мексику, чтобы навестить

Жозефину. Чтобы сжать талию, я обвязал вокруг себя простыню. Это

помогло утихомирить немного волны нервной энергии, которые

прокатывались по мне.

По мере того, как я ходил взад и вперед, картина в моем мозгу

начала расплываться не в спокойное забытье, как мне бы хотелось, а в

полноценное воспоминание. Я вспомнил, что однажды сидел на каких-то

мешках с зерном, наваленных в складе для зерна. Молодая женщина пела

мексиканскую песню, которая звучала теперь у меня в мозгу; она

подыгрывала себе на гитаре. Там сидели со мной и другие люди, - Горда и

двое мужчин. Я очень хорошо знал этих мужчин, но я все еще не мог

вспомнить, кем была молодая женщина. Я старался, но казалось, это было

безнадежным.

Я улегся опять, весь обливаясь потом. Я хотел чуть-чуть отдохнуть,

прежде чем переодеть мокрую пижаму.

Как только я положил голову на высокую подушку, моя память,