Карлос Кастанеда

Дар орла (Часть 1)

Я бодрствовал. Я шел с Бениньо за растениями и

внезапно вспомнил, как ты учил меня. Поэтому я и спрятался так, как ты

мне показывал, и напугал Бениньо до полусмерти.

- 34 -

- Я учил тебя?! - Вскричал я. - Как это может быть? Когда? - Я

начал нервничать. Казалось, они не шутили.

- Когда? В том-то и дело, - сказал Нестор. - Мы не можем сказать,

когда. Но Бениньо и я знаем, что это был ты.

Я чувствовал себя глубоко придавленным. Дышать было трудно. Я

боялся, что мне опять станет плохо. Я решился тут же рассказать о нашем

с Гордой совместном видении.

Рассказывая об этом, я расслабился. В конце рассказа я уже опять

взял контроль над собой.

- Нагваль Хуан Матус оставил нас чуть приоткрытыми, - сказал

Нестор. - Все мы видим немножко. Мы видим дыры в людях, у которых были

дети, а также время от времени мы видим небольшое сияние в людях.

Поскольку ты не видишь совсем, похоже на то, что нагваль оставил тебя

совсем закрытым для того, чтобы ты сам открылся изнутри. Теперь ты

помог Горде, и она не то видит внутри, не то выезжает на тебе.

Я сказал, что то, что случилось, могло быть случайным.

Паблито решил, что нам следует пойти на любимую скалу Хенаро и

посидеть там, сблизив головы вместе. Двое остальных нашли эту идею

блестящей. Я не возражал. Хотя мы сидели очень долго, ничего не

произошло. Тем не менее, они неплохо отдохнули.

Пока мы были на скале, я рассказал им о тех двух людях, которые,

по мнению Горды были доном Хуаном и доном Хенаро. Они соскочили с

камня и буквально потащили меня в дом Горды. Нестор был возбужден

больше всех. Он был почти невменяем. Единственное, чего я смог от них

добиться, так это то, что все они ожидали этого знака.

Горда ожидала нас у двери. Она знала, что я все рассказал.

- Я просто хотела дать своему телу время, прежде чем мы успеем

что-то рассказать. Я должна быть совершенно уверена, и теперь я знаю,

что это так. Это были Нагваль и Хенаро.

- Что находится в тех хижинах? - Спросил Нестор.

- Они не вошли в них, - сказала Горда. - Они ушли в сторону

открытых полей, в сторону востока, в направлении нашего города.

Она, казалось, склонна была успокаивать их. Она просила их

остаться, но они не захотели. Они извинились и вышли. Я был уверен,

что они неловко себя чувствовали в ее присутствии. Она выглядела очень

сердитой. Я наслаждался взрывами ее эмоций, и это было совершенно

несвойственно моим обычным реакциям. Я всегда чувствовал себя

взвинченным в присутствии кого-либо, кто был взволнован. Горда была

загадочным исключением.

В начале того вечера мы все собрались в комнате Горды. Все они

были задумчивы. Они сидели в молчании, глядя в пол. Горда попыталась

начать разговор. Она сказала, что не бездельничала и, сложив два плюс

два, получила некий ответ.

- Вопрос не в том, чтобы сложить два плюс два, - сказал Нестор. -

Задача состоит в том, чтобы заставить тело вспоминать.

Похоже было, что они говорили между собой, судя по тем кивкам

согласия, которые Нестор получил от остальных. Это поставило меня и

Горду в положение посторонних.

- Лидия тоже помнит кое-что, - продолжал Нестор. - Она считала это

своей глупостью, но, услышав о том, что вспомнил я, она рассказала нам,

что вот этот Нагваль возил ее к лекарю и оставил ее там, чтобы она

вылечила глаза.

Мы с Гордой повернулись к Лидии. Она опустила голову как бы в

раздражении и что-то бормотала. Похоже, что воспоминание было слишком

- 35 -

болезненным для нее. Она сказала, что, когда дон Хуан впервые нашел ее,

ее глаза были поражены инфекцией, что она не могла видеть. Кто-то отвез

ее на машине очень далеко к лекарю, который и вылечил ее. Она всегда

была убеждена, что это сделал дон Хуан, но услышав мой голос, она

поняла, что это именно я возил ее туда. Несоответствие таких

воспоминаний бросало ее в дрожь уже с первого дня, как она меня

встретила.

- Мои уши не лгут мне, - добавила Лидия после долгого молчания. -

Именно ты вез меня туда.

- Невозможно! Невозможно! - Закричал я.

Мое тело начало неконтролируемо трястись. У меня появилось

чувство раздвоенности. Вероятно то, что я называю своим рассудком, не

могло больше