Карлос Кастанеда

Дар орла (Часть 1)

осмелится ли она ехать со мной до Лос-Анжелеса. Минуту она,

казалось, думала.

- Я только что задала этот вопрос своему светящемуся телу, -

сказала она.

- 20 -

- И что оно ответило?

- Оно сказало: если сила это позволит.

В ее голосе было такое богатство чувства, что я остановил машину и

обнял ее. Моя привязанность к ней в этот момент была настолько глубока,

что я испугался. Она не имела ничего общего с сексом или стремлением к

психологической поддержке; это чувство превосходило все, что я знал.

Объятие с Гордой вернуло мне ощущение, которое было у меня ранее,

будто что-то во мне собиралось вырваться наружу. Что-то такое, что

было отодвинуто в глубину, которую я не мог достичь сознательно. Я

почти знал, что это такое, но тут же терял это, когда тянулся за ним.

В город Оаксака мы с Гордой прибыли в начале вечера. Я оставил

машину на одной из боковых улочек, и мы прошли к площади в центре

города. Мы искали скамейку, на которой обычно сидели дон Хуан и дон

Хенаро. Она была не занята. Мы уселись там в благоговейном молчании.

В конце концов Горда сказала, что она была здесь много раз с доном

Хуаном, и также еще с кем-то, кого она не может вспомнить. Она не

уверена, было это наяву или просто ей снилось.

- Что вы делали с доном Хуаном на этой скамейке? - Спросил я.

- Ничего. Мы просто ждали автобуса или грузовика, который

подбросит нас в горы, - ответила она.

Я рассказал ей, что когда я сидел с доном Хуаном на этой скамейке,

то мы разговаривали часами.

Я рассказал ей о той склонности, которую он имел к поэзии, и как я

обычно читал ему стихи, когда нам нечего было больше делать. Он слушал

стихи, придерживаясь того мнения, что только первую строфу и лишь

иногда вторую стоило слушать; остальные строфы он считал

индульгированием поэта.

Лишь очень не много стихов из сотен, которые я ему прочитал, он

прослушал полностью.

Сначала я читал ему то, что мне нравилось, а именно абстрактные

двусмысленные, идущие от ума стихи. Позднее он заставлял меня вновь и

вновь читать то, что нравилось ему. По его мнению, стихотворение

должно быть компактным, желательно коротким. Оно должно быть составлено

из точных, прямых и очень простых картин.

В конце дня, на этой скамейке, стихотворение Цезаря Бальехо,

казалось, всегда подводило черту под его особое чувство тоски. Я

прочитал его Горде по памяти не столько ради нее, сколько ради себя.

Интересно, что она делает в этот час,

Моя милая Рита, девушка Анд,

Мой легкий тростник, дерево дикой вишни,

Теперь, когда усталость душит меня

И кровь засыпает, как ленивый коньяк.

Интересно, что она делает теми руками,

Которые с постоянной прилежностью

Гладили крахмальную белизну

После полудня.

Теперь, когда этот дождь

Уносит мое желание идти дальше.

Интересно, что стало с ее юбкой с каймой,

С ее вечным трудом, с ее походкой,

- 21 -

С ее запахом весеннего сахарного тростника,

Обычным в тех местах.

Она, должно быть, в дверях

Смотрит на быстро несущиеся облака.

Дикая птица на крыше издает свой крик,

И, вздрогнув, она, наконец, скажет:

'Господи, как холодно'.

Воспоминания о доне Хуане были невероятно живыми. Это не было

воспоминаниями на уровне моей мысли, так же, как они не были и на

уровне всех моих осознаваемых чувств.

Это был неизвестный вид памяти, который заставил меня заплакать.

Слезы лились из моих глаз, но они совсем не успокаивали меня.

Последний час дня всегда имел особое значение для дона Хуана. Я

перенял у него такое отношение к этому часу и его убеждение в том, что

если что-либо важное должно произойти со мной, то оно произойдет именно

в этот час.

Горда положила мне голову на плечо. Какое-то время мы оставались в

таком положении.

Я чувствовал себя расслабленно. Возбуждение ушло из меня.

Странно, что такой простой акт, как то, что я положил свою голову на

голову Горды, принес мне такой покой. Я хотел пошутить, сказав ей, что

нам следовало бы связать наши головы вместе. Но тут же я понял, что она