Карлос Кастанеда

Дар орла (Часть 1)

и просто в раздражение и замешательство. Посещение этого города

странным образом взволновало нас или же, лучше сказать, что по

неизвестным причинам мы стали очень беспокойными. Я глубоко ушел в

совершенно нелогичный конфликт. Я не помнил, чтобы когда-нибудь

останавливался в этом городе, и все же я мог поклясться, что я не

только бывал тут, но даже какое-то время жил здесь. Это не было

отчетливым воспоминанием. Я не помнил улицы или дома. То, что я ощущал,

было смутным, но сильным предчувствием, что нечто вот-вот прояснится в

моем мозгу. Я не знал, что именно, - возможно, просто какое-то

воспоминание.

Временами это смутное предчувствие было всепоглощающим, особенно

когда я увидел один дом. Я остановил машину перед ним. Мы с Гордой

смотрели на него из машины наверное час, но никто из нас не предложил

выйти из машины и войти в него.

Мы оба были на грани. Мы стали говорить о ее видении двух гор.

Наш разговор скоро перешел в спор. Она считала, что я не принял ее

сновидения всерьез. Мы оба разошлись вовсю и кончили тем, что стали

орать друг на друга не столько от гнева, сколько от нервного

напряжения. Я поймал себя на этом и остановился.

На обратном пути я остановил машину у края грязной дороги. Мы

вышли размять ноги. Горда все еще казалась взволнованной. Мы прошлись

немного, но было слишком ветрено, чтобы испытывать удовольствие от

такой прогулки. Мы вернулись к машине и забрались в нее.

- Если бы ты только привлек свое знание, - сказала Горда просящим

тоном. - Ты бы понял, что потеря человеческой формы... Она остановилась

посреди фразы. Должно быть ее остановила моя гримаса. Она знала о моей

внутренней борьбе. Если бы у меня было какое-то знание, которое я мог

привлечь, то я уже давно сделал бы это.

- 18 -

- Но ведь мы светящиеся существа, - сказала она тем же умоляющим

тоном. - Для нас еще так много всего. Ты - Нагваль, значит для тебя

еще больше.

- Что же по твоему мнению мне следует делать? - Спросил я.

- Ты должен оставить свое желание цепляться за все. То же самое

происходило со мной. Я цеплялась за такие вещи, как пища, которую я

любила, горы, среди которых я жила, люди, с которыми мне нравилось

разговаривать. Но больше всего я цеплялась за желание нравиться.

Я сказал ей, что ее советы для меня бессмысленны, потому что я не

знаю, за что я цепляюсь. Она настаивала, что где-то, как-то я знаю, что

ставлю барьеры потере своей человеческой формы.

- Наше внимание натренировано непрерывно быть в фокусе на чем-то,

- продолжала она. - Именно так мы поддерживаем мир.

Твое первое внимание было обучено фокусироваться на чем-то,

совершенно чуждом мне, но очень знакомом для тебя.

Я сказал ей, что моя мысль гуляет в абстракциях; не таких

абстракциях, как, например, математика, но скорее, как категории

разума.

- Сейчас самое время уйти от всего этого, - сказала она. - Чтобы

потерять человеческую форму, ты должен освободиться от всего этого

балласта. Ты уравновесил все так основательно, что парализуешь самого

себя.

Я был не в состоянии спорить. То, что она называла потерей

человеческой формы, было слишком смутной концепцией, чтобы тут же

размышлять об этом. Я был поглощен тем, что мы испытали в этом городе.

Горда не хотела об этом говорить.

- Единственное, что имеет значение, так это привлечение твоего

знания, сказала она. - Если тебе нужно, ты умеешь это делать, как в тот

день, когда убежал Паблито и я вступила в драку.

Горда сказала, что происшедшее в тот день было примером

привлечения человеком его знания. Не отдавая себе в точности отчета в

том, что я делаю, я выполнил сложные действия, которые требовали

способности видеть.

- Ты не просто напал на нас, - сказала она. - Ты видел.

Она была права в каком-то смысле. В тот раз имело место нечто,

совсем не похожее на обычный ход вещей. Я детально перебирал

воспоминания об этом, связывая их, однако, просто с личными

размышлениями. У меня не было адекватного объяснения всему

происшедшему, разве что я мог сказать, что эмоциональное напряжение

того момента повлияло на меня невообразимым образом.

Когда я вошел в тот дом и увидел четырех