задачу,
которую он наметил для меня несколько лет назад как жизненную ситуацию.
Возвратились мы к концу дня. Поев, дон Хуан ушел из дома дона Хенаро. Он
сказал, что следует подождать Паблито, который принесет керосин для лампы и
что мне следует поговорить с ним.
Я полностью ушел в работу над своими заметками и не слышал, как пришел
Паблито до тех пор, пока он не оказался рядом со мной. Паблито заметил, что
он практиковал походку силы и из-за этого я, конечно, не слышал его и не мог
услышать, разве что я могу видеть.
Мне всегда нравился Паблито. Однако в прошлом у меня было мало
возможности побыть с ним наедине, хотя мы и были хорошими друзьями. Паблито
всегда поражал меня, будучи очаровательнейшей личностью. Его имя было
конечно Пабло, но уменьшительное Паблито подходило к нему лучше. Он был
тонкокостным, но жилистым. Подобно дону Хенаро, он был поджарым, неожиданно
мускулистым и сильным. Ему наверное было около 30-ти, но выглядел он так,
как будто ему 18. Он был темным и среднего роста. Его коричневые глаза были
чистыми и ясными, и также, как у дона Хенаро, на лице у него сияла
покоряющая улыбка с дьявольским оттенком.
Я расспросил его о его друге Несторе, другом ученике дона Хенаро. В
прошлом я всегда их видел вместе, и у меня всегда возникало впечатление, что
они отлично понимают друг друга даже без слов. Однако по внешнему виду и
характерам они были противоположностями. В то время как Паблито был веселым
и прямым, Нестор был мрачноватым и себе на уме. Он был также выше, тяжелее и
темнее товарища.
Паблито сказал, что Нестор, наконец, привлекся к работе с доном Хенаро,
и что он изменился совершенно в другую личность по сравнению с тем, что я
видел в последний раз. Он не захотел углубляться дальше в разговоры о работе
Нестора или перемене его личности и резко сменил тему разговора.
- Как я понимаю, нагваль кусает тебя за пятки, - сказал он.
Я был удивлен, что он это знает и спросил, как он об этом догадался.
- Хенаро говорит мне все, - сказал он. Я заметил, что он не говорит о
доне Хенаро в той же учтивой манере, как я. Он просто называл его фамильярно
Хенаро. Он сказал, что дон Хенаро был ему как брат и что им очень легко друг
с другом, как если бы они были одной семьи. Он открыто признался, что очень
любит дона Хенаро. Я был глубоко тронут его простотой и непредвзятостью.
Разговаривая с ним, я понял, насколько я не был близок по темпераменту дону
Хенаро, поэтому наши взаимоотношения были формальными и строгими по
сравнению с таковыми между доном Хенаро и Паблито.
Я спросил у Паблито, почему он боится дона Хуана. Его глаза сверкнули.
Казалось, уже одна мысль о доне Хуане испугала его. Он не ответил. Казалось,
он загадочным образом оценивает меня.
- Ты не боишься его? - спросил он. Я сказал ему, что боюсь дона Хенаро,
и он засмеялся, как будто меньше всего мог этого ожидать. Он сказал, что
разница между доном Хенаро и доном Хуаном была подобна разнице между днем и
ночью. Дон Хенаро был день, дон Хуан был ночь, и как таковой, он был самым
пугающим существом на земле. Описание своего страха перед доном Хуаном
заставило Паблито сделать некоторые замечания относительно своего
собственного состояния, как ученика.
- Я в самом жалком состоянии, - сказал он. - если бы ты мог видеть, что
делается в моем доме, то ты бы понял, что я знаю слишком много для обычного
человека, но если бы ты увидел меня с нагвалем, то ты бы увидел, что я знаю
недостаточно.
Он быстро сменил тему и стал смеяться над тем, что я делаю заметки. Он
сказал, что дон Хенаро доставлял ему массу удовольствия, имитируя меня. Он
сказал, что дону Хенаро я очень нравлюсь, несмотря на странности моей
личности, и что он выразил это в том, что я являюсь его 'протехидо'.
Это был первый раз, когда я услышал такой термин. Он соответствовал
другому термину, введенному доном Хуаном в начале нашей связи. Он сказал
мне, что я являлся его 'эскохидо' - избранный. Слово 'протехидо' означает
защищаемый.
Я спросил Паблито о его встрече с нагвалем, и он рассказал мне историю
своей первой встречи с ним. Он сказал, что однажды дон Хуан дал ему корзину,
которую он посчитал подарком доброй воли. Он повесил ее на крюк над дверью
своей комнаты, и, поскольку он не мог придумать для нее никакого
использования в то время, то весь день и не вспоминал