случаю оно не подходило.
- Ты думаешь, что мое видение объясняет что-нибудь? - спросил я.
- Наверняка. Но я не стал бы пытаться расшифровывать его, если бы я был
тобой. В начальных этапах видение смущает, и легко в нем потеряться. По мере
того, как воин становится туже, однако, его видение становится тем, чем оно
должно быть - прямым знанием.
Пока дон Хуан говорил, у меня произошел один из тех любопытных провалов
в ощущении, и я ясно почувствовал, что я вот-вот сниму завесу с чего-то
такого, что я уже знал. Но это мне не удалось, потому что все стало очень
туманным. Я понял, что погрузился в борьбу с самим собой. Чем больше я
старался определить или достичь этого ускользающего кусочка знания, тем
глубже оно тонуло.
- Это видение было слишком... Слишком зрительным, - сказал дон Хуан.
Звук его голоса встряхнул меня. - Воин задает вопрос и через свое
видение он получает ответ. Но ответ прост. Он никогда не осложняется до
степени летающих французских пуделей.
Мы посмеялись над этой картиной, и полушутя я сказал ему, что он
слишком прям, что любой проходящий сквозь то, через что я прошел сегодня
утром, заслуживает крошки снисхождения.
- Это легкий выход, - сказал он. - это путь индульгирования. Ты
навешиваешь мир на то чувство, что все для тебя слишком много. Ты не живешь
как воин.
Я сказал ему, что есть слишком много граней того, что он называет путем
воина, и что невозможно выполнять их все. И что значение этого стало ясно
только тогда, когда я встретился с новыми моментами, где должен был
прилагать его.
- Правилом большого пальца для воина, - сказал он, - является то, что
он делает свои решения столь тщательно, что ничего из того, что может
произойти в результате их, не может его удивить, а уж тем более истощить его
силу.
Быть воином означает быть смиренным и алертным. Сегодня от тебя
ожидалось, что ты будешь следить за сценой, которая разворачивалась у тебя
перед глазами, а не размышлять о том, каким образом это возможно. Ты
сконцентрировал свое внимание не на той вещи. Если бы я хотел быть с тобой
снисходительным, то я легко мог бы сказать, что поскольку это произошло с
тобой впервые, ты не был готов. Но это недопустимо, поскольку ты пришел сюда
как воин, готовый умереть. Поэтому то, что произошло с тобой сегодня, не
должно было застать тебя со спущенными штанами.
Я заключил, что моей тенденцией было индульгировать в страхе и
замешательстве.
- Скажем, что правилом большого пальца для тебя должно быть, что когда
ты приходишь встречаться со мной, ты должен приходить, готовый умереть, -
сказал он. - если ты приходишь сюда готовый умереть, то не будет никаких
падений и никаких незваных сюрпризов, и никаких ненужных поступков. Все
должно мягко укладываться на свое место. Потому что ты не ожидаешь ничего.
- Это легко сказать, дон Хуан. Однако я нахожусь на том конце, который
принимает. Я должен жить со всем этим.
- Это не означает, что ты должен жить со всем этим. Ты являешься всем
этим. Ты не просто терпишь это на какое-то время. Твое решение объединить
силы с этим злым миром магии должно было сжечь все тянущиеся чувства
замешательства и дать тебе силы, чтобы провозгласить все это своим миром.
Я чувствовал раздражение и печаль. Действия дона Хуана вне зависимости
от того, насколько я был подготовлен, воздействовали на меня таким образом,
что каждый раз, когда я приходил с ним в контакт, мне не оставалось никаких
отступлений, а только действовать и чувствовать подобно полуразумному
существу. На меня нахлынула волна ярости, и я больше не хотел писать. В этот
момент я хотел разорвать свои записки и бросить все это в урну. И я сделал
бы так, если бы не дон Хуан, который засмеялся и схватил меня за руку,
останавливая меня.
Насмешливым голосом он сказал, что мой тональ опять собирается
одурачить сам себя. Он порекомендовал, чтобы я пошел к фонтану и плеснул
себе воды на шею и уши.
Вода успокоила меня. Долгое время мы молчали. - Пиши, пиши, -
подтолкнул меня дон Хуан дружеским тоном. - Скажем так, что твоя записная
книжка - это единственная магия, которая у тебя есть. Разорвать ее это еще
один способ открыть себя своей смерти. Это будет еще одним твоим взрывом,
шикарным взрывом в лучшем случае, но не изменением.
Воин