Карлос Кастанеда

Сказка о силе (Часть 1)

почему. Дон Хуан

рассмеялся.

- Ты видел этого человека насквозь, - сказал он. - это было 'видение'.

'Видение' такое и есть. Заявления делаются с большой уверенностью, и не

знаешь, как это произошло. Ты знаешь, что поймал тональ этого молодого

человека, но ты не знаешь, откуда ты это узнал.

Я должен был признаться, что каким-то образом у меня было такое

ощущение.

- Ты прав, - сказал дон Хуан. - в действительности не имеет никакого

значения, что он молод. Он калека, как те две женщины. Молодость никоим

образом не является барьером против разрушения тоналя.

Ты думал, что должно быть очень много причин для такого состояния этого

человека. Я нахожу, что причина только одна - его тональ. И не то, чтобы его

тональ был слаб из-за того, что он пьет. Тут как раз все наоборот. Он пьет,

потому что его тональ слаб. Эта слабость заставляет его быть тем, что он

есть. Но то же самое происходит со всеми нами в той или иной форме.

- Но разве ты так же не судишь его поведение, говоря что это его

тональ?

- Я даю тебе объяснение, с которым ты никогда раньше не встречался.

Однако это не оправдание и не осуждение. Тональ этого молодого человека слаб

и боязлив. И однако же, он не одинок. Все мы более или менее в одной и той

же лодке.

В этот момент очень крупный мужчина прошел перед нами, направляясь к

церкви. На нем был дорогой темно-серый костюм и в руке он нес костюм.

Воротник его рубашки был расстегнут, а галстук расслаблен. Он обливался

потом. Кожа у него была очень светлая, и это делало пот еще более заметным.

- Следи за ним, - приказал дон Хуан. Шаги мужчины были короткими, но

тяжелыми. В походке его было покачивание. Он не стал подниматься к церкви,

но обошел ее и исчез за ней.

- Нет никакой необходимости обращаться с телом таким образом, - сказал

дон Хуан с ноткой укора. - но печальный факт состоит в том, что все мы

научились в совершенстве тому, как делать наш тональ слабым. Я назвал это

индульгированием.

Он положил руку на мой блокнот и не дал мне больше писать. Он объяснил

это тем, что до тех пор, пока я записываю, я не способен сконцентрироваться.

Он предложил, чтобы я расслабился, выключил внутренний диалог, отпустился и

сливался с тем человеком, которого наблюдаю.

Я попросил его объяснить, что он имеет в виду под 'слиянием'. Он

сказал, что нет способа это объяснить, что это что-то такое, что тело

ощущает или делает, когда его ставят в наблюдательный контакт с другими

телами. Затем он прояснил этот момент, сказав что в прошлом он называл этот

процесс 'видение', и что он состоял из истинной тишины внутри, за которой

следует внешнее удлинение чего-то внутри нас. Удлинение, которое встречается

и сливается с другим телом или с чем угодно еще в поле нашего осознания.

В этом месте я захотел вернуться к своему блокноту, но он остановил

меня и начал выделять из толпы, которая проходила мимо, отдельных людей.

Он указал десятки людей, составивших широкий диапазон типов среди

мужчин, женщин и детей различного возраста. Дон Хуан сказал, что он выбирал

лиц, чей слабый тональ может подойти к схеме категорий, и таким образом он

познакомил меня с большим разнообразием индульгирования.

Я не запомнил всех людей, которых он указывал и обсуждал. Я пожаловался

на то, что если бы я делал заметки, то смог бы по крайней мере набросать

намеки к его схеме индульгирования. Однако, он не захотел ее повторить или

может быть он тоже ее не помнил.

Он засмеялся и сказал, что не помнит ее, потому что в жизни мага за

творчество отвечает нагваль. Он взглянул на небо и сказал, что уже

становится поздно и что с этого момента мы изменим направление. Вместо

слабых тоналей мы будем ожидать появление правильного тоналя. Он добавил,

что только воин имеет правильный тональ, и что средний человек в лучшем

случае может иметь хороший тональ.

После нескольких минут ожидания он хлопнул себя по ляжкам и усмехнулся.

- Посмотри, кто идет сейчас, - сказал он, указывая на улицу движением

подбородка. - это как если б они следовали какой-нибудь очереди.

Я увидел трех индейцев, приближающихся к нам. На них были короткие

коричневые шерстяные пончо,белые накидки с длинными рукавами, грязные

изношенные сандалии и старые соломенные шляпы. Каждый из них нес узел,

привязанный на спине.