бы он крикнул. Мой
блокнот и карандаш упали у меня из рук. Он засмеялся, изобразил мои движения
и сказал, что мои преувеличенные реакции являются одним из тех свободных
концов, которые еще существуют в моей жизни.
Я хотел поговорить об этом, но он мне не позволил. - Осталось совсем
немножко дневного света, - сказал он. - есть другие вещи, которых мы должны
коснуться, прежде чем наступят сумерки.
Затем он добавил, что, судя по моим успехам в сновидении, я должно быть
научился останавливать по желанию свой внутренний диалог. Я сказал ему, что
это так.
В начале нашей связи дон Хуан разработал другую процедуру: делать
длинные переходы, не фокусируя глаза ни на чем. Его рекомендацией было не
смотреть ни на что прямо, но, слегка раскашивая глаза, удерживать в боковом
зрении все, что попадается на глаза. Он настаивал, хотя в то время я этого и
не понимал, на том, что если будешь удерживать несфокусированные глаза в
точке слегка выше горизонта, то возможно замечать сразу все в почти полном
180-градусном секторе перед глазами. Он заверил меня, что это упражнение
является единственным способом прекратить внутренний диалог. Он обычно
расспрашивал меня о моем прогрессе, но потом перестал интересоваться этим.
Я сказал дону Хуану, что практиковал эту технику в течение нескольких
лет, не замечая никаких изменений. Однако однажды я с потрясением понял, что
только что шел в течение десяти минут, не сказав себе ни единого слова.
Я заметил дону Хуану, что осознал тот факт, что остановка внутреннего
диалога - это не просто удерживание слов, которые я говорил себе. Весь мой
мыслительный процесс остановился, и я ощутил себя как бы в подвешенном
состоянии, парящим. Чувство паники, которое возникло из этого осознания
заставило меня восстановить свой внутренний диалог как противоядие.
- Я говорил себя, что внутренний диалог это то, что прижимает нас к
земле, - сказал дон Хуан. - мир то-то и то-то или такой-то и такой-то только
потому, что мы говорим сами себе о том, что он то-то и такой-то.
Дон Хуан объяснил, что проход в мир магов открывается после того, как
воин научится выключать внутренний диалог.
- Сменить нашу идею мира - является ключом магии, - сказал он. -
остановка внутреннего диалога - единственный путь к тому, чтобы выполнить
это. Все остальное просто продвижение. Сейчас ты в таком положении, что
знаешь о том, что ничто из того, что ты видел или слышал, за исключением
остановки внутреннего диалога не могло само по себе изменить что-либо в тебе
или в твоей идее мира. Следует оговориться, однако, что такое изменение не
может быть вызвано силой. Теперь ты сможешь понять, почему учитель не
обрушивается на своего ученика. Это родит в нем только мрачность и
навязчивые идеи.
Он спросил о деталях других опытов, которые у меня были в выключении
внутреннего диалога. Я рассказал все, что мог вспомнить.
Мы разговаривали, пока не стало темно, и я уже не мог удобно
записывать. Мне пришлось уделять меньше внимания записыванию, а это изменяло
мою концентрацию. Дон Хуан понял это и стал смеяться. Он указал на то, что я
выполнил еще одну задачу магии - записывать, не концентрируя внимания.
В тот момент, когда он это сказал, я понял, что на самом деле не уделяю
никакого внимания действию записывания, казалось, это отдельная
деятельность, с которой я не имею ничего общего. Я был озадачен. Дон Хуан
попросил меня сесть рядом с ним в центре круга. Он сказал, что стало слишком
темно, и что мне уже небезопасно сидеть так близко к краю чапараля. Я
почувствовал на спине озноб и прыгнул к нему.
Он велел мне сесть лицом к юго-востоку и скомандовать самому себе быть
тихим без всяких мыслей.
Сначала я не мог этого сделать и испытал момент нетерпения. Дон Хуан
повернулся ко мне спиной и сказал, чтобы я облокотился о его плечо для
поддержки. Он сказал, что как только я остановлю свои мысли, я должен
удерживать глаза открытыми и смотреть на кусты в направлении юго-востока.
Загадочным тоном он добавил, что поставил передо мной задачу, и что если я
решу ее, то буду готов к другому сегменту мира магов.
Я выставил слабый вопрос о природе этой задачи. Он мягко усмехнулся. Я
ждал его вопроса и затем что-то во мне включилось. Я почувствовал себя
подвешенным. Казалось, что из моих ушей выпали затычки,