Женщины взглянули на него, явно смущенные его внезапным выпадом.
- Моя мама сломала здесь однажды свое правое бедро, - сказал он,
подскакивая к ним, чтобы помочь.
Они многословно его поблагодарили, а он им посоветовал, что если они
когда-нибудь потеряют равновесие и упадут, оставаться неподвижными, пока не
приедет скорая помощь. Его тон был искренним. Женщины перекрестились.
Дон Хуан сел опять. Его глаза сияли. Он тихо заговорил. - Эти женщины
не настолько стары и тела их не настолько слабы и, однако же, они -
инвалиды. Все вокруг них пропитано опасением - их одежда, их запах, их
отношение ко всему. Почему ты думаешь, это так?
- Может быть они родились такими? - сказал я. - Никто таким не
рождается. Мы сами себя делаем такими.
Тональ этих женщин слаб и боязлив. Я сказал, что сегодня будет день
тоналя. Я имел в виду, что сегодня я только с ним исключительно хочу иметь
дело. Я сказал также, что для этой специальной цели я надел свой костюм. При
помощи его я хотел показать тебе, что воин обращается со своим тоналем
совсем особым образом. Я указал тебе, что мой костюм сделан по моде, и что
все, что на мне одето сегодня облегает меня и идет мне до совершенства. Не
свою пустоту я хотел показать, но мой дух воина, мой тональ воина.
Эти две женщины дали тебе первый взгляд на тональ сегодня. Жизнь может
быть такой же безжалостной с тобой, как она безжалостна с ними, если ты
небрежен со своим тоналем. Я выдвинул себя как противопоставление. Если ты
понимаешь правильно, то мне не нужно развивать этот момент.
Я ощутил внезапный приступ неуверенности и испросил его выразить
словами то, что я должен понять. Должно быть в моем голосе было отчаяние. Он
громко засмеялся.
- Смотри на того молодого человека в зеленых штанах и розовой рубашке,
- прошептал дон Хуан и указал на очень тощего темноволосого человека с
острыми чертами лица, который стоял почти против нас. Казалось, он был в
нерешительности относительно того, куда ему идти - к церкви или к улице.
Дважды он поднимал руку в направлении к церкви, как бы разговаривая сам с
сбой и собираясь двинуться в ее направлении. Затем он посмотрел на меня с
отсутствующим выражением.
- Взгляни на то, как он одет, - сказал дон Хуан шепотом. - посмотри на
эти ботинки.
Одежда молодого человека была потрепана и помята, а его ботинки
абсолютно износились.
- Он, очевидно, очень болен, - сказал я. - Это все, что ты можешь о нем
сказать? - спросил он.
Я перечислил ряд причин, которые могли вызвать нищету молодого
человека: плохое здоровье, невезение, безразличие к своему внешнему виду или
может быть его просто только что выпустили из тюрьмы.
Дон Хуан сказал, что я просто спекулирую, и что он не заинтересован в
том, чтобы оправдывать что-либо, предполагая, что молодой человек явился
жертвой стечения обстоятельств.
- Может быть он секретный агент, который должен выглядеть оборванцем? -
сказал я шутя.
Молодой человек пошел в направлении улицы разболтанной походкой.
- Он не должен выглядеть оборванцем, он и есть оборванец, - сказал дон
Хуан. - посмотри, как слабо его тело. Его руки и ноги тонки, он едва может
идти. Никто не может притворяться настолько, чтобы иметь такой вид. С ним
что-то определенно неладно, однако не его обстоятельства. Я опять
подчеркиваю, что хочу, чтобы ты видел этого человека как тональ.
- Что под этим скрывается, видеть человека как тональ? - Это означает
перестать судить его в нормальном смысле или оправдывать его на том
основании, что он похож на лист, отданный на волю ветра. Другими словами,
это значит видеть человека, не думая о том, что он безнадежен или
беспомощен.
Ты абсолютно точно знаешь, о чем я говорю. Ты можешь оценить этого
человека не обвиняя его и не прощая.
- Он слишком много пьет, - сказал я. Мое заявление не было
преднамеренным. Я просто сделал его, в действительности не зная почему. На
какое-то мгновение я даже чувствовал, что кто-то стоящий сзади меня произнес
эти слова. Мне хотелось объяснить, что мое заявление было еще одой из моих
спекуляций.
- Это не спекуляция, - сказал дон Хуан. - в тоне твоего голоса была
уверенность, которой не было раньше. Ты не сказал: 'может быть, он пьяница.'
Я чувствовал раздражение, хотя и не знал в точности,