кого заставляют.
Он не ответил мне прямо. - Объяснить это не так просто, - сказал он. -
вне зависимости от того, насколько умными являются ключевые точки тоналя,
дело в том, что нагваль берет верх. Его выход на поверхность однако всегда
ненамеренный. Величайшим искусством тоналя является подавлять любое
проявление нагваля таким образом, что даже если его присутствие будет самой
очевидной вещью в мире, оно останется незамеченным.
- Для кого оно незаметно? Он усмехнулся, покачивая головой вверх-вниз.
Я нажал на него, требуя ответа. - Для тоналя, - сказал он. - я говорю
исключительно о нем. Я могу ходить кругами, но это не должно ни удивлять, ни
раздражать тебя. Я предупредил о трудности понимания того, о чем я
рассказываю. Я пошел через все эти перипетии, потому что мой тональ
осознает, что он говорит о себе. Другими словами, мой тональ использует себя
для того, чтобы понять ту информацию, которую я хочу сделать ясной для
твоего тоналя. Скажем так, что тональ, поскольку он остро осознает,
насколько это приятно говорить о себе, создал термин 'я', 'меня' и так
далее, как баланс, и благодаря им он может разговаривать с другими тоналями
или сам с собой о самом себе.
Когда я говорю, что тональ заставляет нас делать что-нибудь, я имею в
виду, что есть какая-то третья часть. Очевидно он заставляет самого себя
следовать своим суждениям. В некоторых случаях, однако, или при некоторых
обстоятельствах, что-то внутри самого тоналя осознает, что есть еще какая-то
часть нас.Это вроде голоса, который приходит из глубин, голоса нагваля.
Видишь ли, целостность нас самих является естественным состоянием, и этот
факт тональ не может терпеть совершенно. Поэтому бывают моменты, особенно в
жизни воина, когда целостность становится явной. В этот момент можно ощутить
и заключить то, чем мы в действительности являемся.
Я заинтересовался этими толчками, которые у тебя были, потому что
именно так нагваль выходит на поверхность. В эти моменты тональ осознает
целостность самого себя. Это всегда потрясение, потому что сознание
разрывает радужную пелену. Я называю это осознанием целостности существа,
которое умрет. Идея состоит в том, что в момент смерти другой член истинной
пары - нагваль - становится полностью оперативным, и то сознание, те
воспоминания, то восприятие, которое накопилось в наших икрах и бедрах, в
нашей спине и плечах и шее, начинает расширяться и распадаться. Как бусинки
бесконечного разорванного ожерелья, они раскатываются без связующей силы
жизни.
Он взглянул на меня. Его глаза были мирными. Я чувствовал себя
нехорошо, глупо.
- Целостность самого себя - очень экономичное дело, - сказал дон Хуан.
- нам нужна лишь очень маленькая ее часть для того, чтобы выполнять
сложнейшие задачи жизни. И однако, когда мы умираем, мы умираем с
целостностью нас самих. Маг задает вопрос, если мы умрем с целостностью нас
самих, то почему бы тогда не жить с этой целостностью?
Он сделал мне знак головой, чтобы я следил за вереницей проходящих мимо
людей.
- Они являются целиком тоналем, - сказал он. - я собираюсь выделить
некоторых из них, чтобы твой тональ оценил их, и оценивая их, он оценивал бы
себя.
Он направил мое внимание на двух старых дам, которые вышли из церкви.
Они стояли наверху гранитной лестницы какую-то секунду, а затем с
бесконечной осторожностью начали спускаться, отдыхая на каждой ступеньке.
- Следи за этими двумя женщинами очень внимательно, - сказал он. - но
смотри на них не как на личности или людей, имеющих общее с нами. Смотри на
них как на тонали.
Две женщины дошли до нижних ступенек. Они двигались так, как будто бы
грубый гравий был шариками, на которых они вот-вот поскользнутся и потеряют
равновесие. Шли они под руку, подпирая одна другую весом своих тел.
- Смотри на них, - сказал дон Хуан тихим голосом. - это самый жалкий
тональ, какой только можно найти.
Я заметил, что обе женщины были тонкокостными, но жирными. Им было,
пожалуй, слегка за пятьдесят. На лицах их был болезненный взгляд, как будто
бы идти вниз по ступенькам церкви было выше их сил.
Они были перед нами. Секунду они поколебались и затем остановились. На
дорожке была еще одна ступенька.
- Смотрите под ноги, дамы, - закричал дон Хуан, драматически
поднявшись.