Карлос Кастанеда

Сказка о силе (Часть 1)

Он использовал

жаргонное слово 'такучо' вместо стандартного испанского слова 'трахэ' -

костюм.

- Сегодня я в костюме, сказал он, как бы объясняя, а затем, указывая на

мой рот, добавил, - закрой, закрой.

Я рассеянно смеялся. Он заметил мое смущение, его тело тряслось от

смеха, когда он поворачивался, чтобы я мог его видеть со всех сторон. Его

выправка была невероятной. На нем были одеты светло-коричневый костюм с

бритвенно острыми складками, коричневые ботинки, белая рубашка и галстук!

Это заставило меня раздумывать над тем, есть на нем носки или же он надел

свои туфли прямо без них.

К моему ошеломлению добавлялось то безумное ощущение, которое я имел,

когда дон Хуан хлопнул меня по плечу, и я повернулся. Мне казалось тогда,

что я вижу его в его штанах цвета хаки, в рубашке, сандалиях и соломенной

шляпе. А затем, когда он заставил меня осознать его одеяние, и когда я

остановил свое внимание на каждой детали его, целостность его одежды стала

фиксированной, как если бы я создал ее своими мыслями. Мой рот, казалось,

был таким участком моего тела, который был наиболее поражен удивлением. Он

открывался непроизвольно. Дон Хуан слегка коснулся моего подбородка, как бы

помогая мне закрыть его.

- Ты определенно развиваешь второй подбородок, - сказал он и рассмеялся

прерывисто. Тут я понял, что он без шляпы и что его короткие белые волосы

расчесаны справа на пробор. Он выглядел старым мексиканским джентльменом,

безупречно одетым городским жителем.

Я сказал ему, что, обнаружив его тут, я так разнервничался, что мне

необходимо сесть. Он хорошо меня понимал и предложил пойти в ближайший парк.

Мы прошли несколько кварталов в полном молчании, а затем пришли на

площадь Гаррибальди, место, где музыканты предлагают свои услуги. Своего

рода биржа труда музыкантов.

Дон Хуан и я смешались с толпой зрителей и туристов и прошли по парку.

Через некоторое время он остановился, облокотился о стену и слегка поддернул

свои брюки на коленях. На нем были светло-коричневые носки. Я попросил его

объяснить мне значение его загадочного вида. Его неопределенным ответом

было, что просто ему необходимо быть в костюме в этот день по причинам,

которые будут ясны для меня позднее.

То, что я обнаружил дона Хуана в костюме, было столь неземным, что мое

возбуждение было почти неуправляемым. Я не видел его несколько месяцев и

больше всего на свете хотел поговорить с ним, но каким-то образом обстановка

была неподходящей, и мое внимание разбредалось. Дон Хуан, должно быть

заметил мою нервозность и предложил, чтобы мы прошли по парку Ля Алямеда,

более спокойному месту в нескольких кварталах отсюда.

В этом парке было поменьше людей, и мы без труда нашли пустую скамейку.

Мы сели. Моя нервозность уступила место чувству неловкости. Я не смел

посмотреть на дона Хуана.

Последовала длинная напряженная пауза. Все еще не глядя на него, я

сказал, что внутренний голос в конце концов погнал меня искать его, что те

поразительные события, свидетелем которых я был в его доме, глубоко повлияли

на мою жизнь и что мне необходимо поговорить о них.

Он сделал жест нетерпения своей рукой и сказал, что в его политику

никогда не входит жить прошедшими событиями.

- Что сейчас важно, так это то, что ты выполнил мое предложение, -

сказал он. - ты принял свой повседневный мир как вызов, и доказательством

того, что ты накопил достаточное количество личной силы, является тот

неоспоримый факт, что ты нашел меня без всякой трудности именно в этом

месте, где предполагал.

- Очень сомневаюсь, чтобы я смог в это поверить, - сказал я.

- Я ждал тебя, а затем ты показался, - сказал он. - это все, что я

знаю. Это все, что захочет знать любой воин.

- Что будет теперь, когда я нашел тебя? - спросил я. - Во-первых, -

сказал он, - мы не будем обсуждать проблемы твоего разума. Этот опыт

относится к другому времени и к другому настроению. Правильно говоря они

являются только ступеньками бесконечной лестницы. Делать на них ударение

означало бы уходить прочь от того, что имеет место сейчас. Воин, пожалуй, не

сможет себе этого позволить.

У меня было почти неодолимое желание жаловаться. Не то, что я сожалел о

чем-либо, что случилось со мной, но я искал утешения и сочувствия. Дон Хуан,