мне какой-то еды и
сказал, чтобы я ел побольше, чтобы компенсировать свой расход энергии.
Уже шел десятый час вечера, когда я взглянул на часы, садясь есть. Мой
опыт длился несколько часов. Однако, с точки зрения моей памяти, я заснул,
казалось, лишь очень ненадолго.
Несмотря на то, что я был полностью сам собой, я все же был застывшим.
Мое обычное сознание вернулось ко мне только тогда, когда я начал делать
записки. Меня поразило, что записывание может мгновенно возвращать мне
трезвость. В тот же момент, когда я опять стал самим собой, поток разумных
мыслей немедленно пришел мне на ум. Они предназначались для объяснения того
явления, которое я испытал. Я 'знал' тот же, что дон Хенаро загипнотизировал
меня в тот момент, когда прижал к земле. Но я пытался понять, как он это
сделал.
Оба они истерически хохотали, когда я выразил свои мысли. Хенаро
осмотрел мой карандаш и сказал, что карандаш является тем ключиком, которым
заводится моя основная пружина. Я чувствовал себя в каком-то замешательстве.
Я был усталым и раздражительным. Оказалось, что я в действительности ору на
них в то время как их тела сотрясаются от смеха.
Дон Хуан сказал, что позволительно наступить мимо лодки, но уж не на
такое большое расстояние, и что дон Хенаро прибыл исключительно для того,
чтобы помочь мне и показать мне загадку видящего сон и видимого во сне.
Моя раздражительность достигла вершины. Дон Хуан сделал знак дону
Хенаро движением головы. Они оба поднялись и повели меня за дом. Там дон
Хенаро продемонстрировал свой огромный репертуар рычаний и криков разных
животных. Он сказал, чтобы я выбрал какой-нибудь, и он научит меня его
воспроизводить.
После очень длительной практики я добился того, что смог имитировать
его довольно хорошо. Конечным результатом было то, что они сами наслаждались
моими неуклюжими попытками и смеялись буквально до слез. А я сбросил свое
напряжение, воспроизводя громкий крик животного. Я сказал им, что в моем
крике есть что-то действительно пугающее. Спокойная расслабленность моего
тела была ни с чем не сравнима. Дон Хуан сказал, что если я усовершенствую
этот крик, то смогу превратить его в дело силы или же просто смогу
использовать для того, чтобы сбросить свое напряжение, когда мне это нужно.
Он предложил, чтобы я пошел спать, но я боялся спать. Я сидел рядом с ними у
кухонного очага некоторое время, а затем совсем ненамеренно провалился в
глубокий сон.
Проснулся я на рассвете. Дон Хенаро спал около двери. Казалось, он
проснулся одновременно со мной. Меня укрыли и подложили под голову мой жакет
как подушку. Я чувствовал себя очень спокойным и хорошо отдохнувшим. Я
заметил дону Хенаро, что прошлой ночью я очень утомился. Он сказал, что он
тоже. И прошептал, как бы доверяясь мне, что дон Хуан устал еще больше,
потому что он старше.
- Мы с тобой молоды, - сказал он с блеском в глазах, - а он - стар.
Сейчас ему наверное уж около трехсот.
Я поспешно сел. Дон Хенаро прикрыл лицо одеялом и захохотал. В этот
момент в комнату вошел дон Хуан.
Я ощущал собранность и покой. Хоть один раз ничего в действительности
не имело значения. Мне было так легко, что я хотел плакать.
Дон Хуан сказал, что прошлой ночью я начал осознавать свое свечение. Он
предупредил меня, чтобы я не индульгировал в хорошем самочувствии, как я это
делаю, потому что оно обратится в недовольство.
- В данный момент, - сказал я, - я ничего не хочу объяснять. Не имеет
никакого значения, что дон Хенаро сделал со мной прошлой ночью.
- Я ничего не делал с тобой, - бросил дон Хенаро. - смотри, это я,
Хенаро. Твой Хенаро! Потрогай меня!
Я обнял дона Хенаро, и мы смеялись как два ребенка. Он спросил меня, не
кажется ли мне странным, что я могу обнять его, тогда как в прошлый раз,
когда я его видел, я был неспособен к нему прикоснуться. Я заверил его, что
эти вопросы меня больше не трогают.
Замечанием дона Хуана было, что я индульгирую в широкомыслии и хорошем
самочувствии.
- Берегись, - сказал он. - воин никогда не снимает свою стражу. Если ты
будешь продолжать быть таким же счастливым, то ты выпустишь ту последнюю
маленькую силу, которая в тебе еще осталась.
- Что я должен делать? - спросил я. - Быть самим собой, - сказал он. -
сомневаться во всем, быть подозрительным. - Но мне не нравится быть таким,
дон