этот вопрос, но ты так и не
ответил.
- Я не имел в виду, что ты должен задавать этот вопрос как требующий
ответа. А в смысле размышления воина над его огромной удачей. Удачей от
того, что он нашел вызов.
- Превратить это в обыкновенный вопрос - это средство обычных
рассудительных людей, которые хотят, чтобы ими или восхищались, или чтобы их
жалели. Я не интересуюсь такого рода вопросом, потому что нет способа
ответить на него. Решение выбрать тебя было решением силы. Никто не может
изменить планов силы. Теперь, когда ты выбран, ты уже ничего не можешь
сделать, чтобы остановить выполнение этого плана.
- Но ты сам мне говорил, дон Хуан, что всегда можно упасть.
- Это верно. Всегда можно упасть. Но я думаю, что ты имеешь в виду
что-то другое. Ты хочешь найти путь к отступлению. Ты хочешь иметь свободу
упасть и закончить все на собственных условиях. Слишком поздно для этого.
Воин находится в руках силы и его единственная свобода заключается в том,
чтобы избрать неуязвимую жизнь. Нет никакого способа разыграть победу или
поражение. Твой рассудок может хотеть, чтобы ты упал и проиграл битву
совершенно, чтобы отказаться от целостности себя. Но есть контрмера, которая
не позволит тебе провозгласить ложную победу или ложное поражение. Если ты
думаешь, что можешь отступить в гавань поражения, то ты не в своем уме. Твое
тело будет стоять на страже и не позволит тебе пойти этим путем.
Он начал мягко смеяться. - Почему ты смеешься? - спросил я.
- Ты в ужасном положении, - сказал он - для тебя слишком поздно
возвращаться, но слишком рано действовать. Все, что ты можешь - это только
наблюдать. Ты в жалком положении ребенка, который не может вернуться в
материнское чрево, но в то же время не может ни побегать вокруг, ни
действовать. Все, что может ребенок, это наблюдать и слушать поразительные
рассказы о действиях, которые ему рассказывают. Ты сейчас как раз в таком
положении. Ты не можешь вернуться в чрево своего прежнего мира, но в то же
время ты и не можешь действовать с силой. Для тебя есть только наблюдение за
поступками силы и выслушивание сказок, сказок о силе.
- Дубль - это одна из этих сказок. Ты это знаешь и именно поэтому твой
рассудок этим настолько захвачен. Ты бьешься головой о стену, если
притворяешься понимающим. Все, что я могу об этом сказать в виде объяснения,
так это то,что дубль, хотя к нему и приходят через сновидения, настолько
реален, насколько это только может быть.
- Согласно тому, что ты мне рассказал, дон Хуан, дубль может совершать
поступки. Может ли в таком случае дубль...?
Он не дал мне закончить мою линию мысли. Он напомнил мне, что неуместно
говорить, что это он рассказал мне о дубле, если я могу сказать, что видел
его сам.
- Конечно, дубль может совершать поступки, - сказал я. - Конечно! -
ответил он. - Но может ли дубль действовать от самого себя? - Это он сам,
проклятие!
Мне было очень трудно объяснить свою мысль. Я хотел сказать, что если
маг может совершать два поступка одновременно, то его способность к
утилитарному производству удваивается. Он может работать на двух работах,
быть в двух местах, видеть двух людей и т.д. Сразу. Дон Хуан терпеливо
слушал.
- Позволь мне сказать так, - продолжал я. - гипотетически, может ли дон
Хенаро убить, позволив это сделать своему дублю?
Дон Хуан смотрел на меня. Он покачал головой и отвел глаза в сторону.
- Ты набит сказками о насилии, - сказал он. - Хенаро никого не может
убить, просто потому что у него более не осталось заинтересованности в
окружающих его людях. К тому времени, когда воин способен победить видение и
сновидение, и осознает свое свечение, в нем не остается подобных интересов.
Я указал на то, что в начале моего ученичества он заявил, что маг,
направляемый своим олли может быть перенесен за сотни миль, чтобы нанести
удар своему врагу.
- Я ответственен в твоем замешательстве, - сказал он, - но ты должен
вспомнить, что в другой раз я рассказывал тебе, что с тобой я не следую той
последовательности, которую мне предписывал мой собственный учитель. Он был
магом, и мне следовало бы на самом деле толкнуть тебя в тот мир. Я этого не
сделал, потому что меня не заботят больше подъемы и падения окружающих меня
людей. Однако, слова моего учителя запали в меня. И я