Карлос Кастанеда

Сказка о силе (Часть 2)

дон Хенаро, глядя на небо. А затем повернувшись к Нестору, он

добавил: чем мы пока будем заниматься ?

- Мы должны смеяться и развлекать друг друга, - ответил Нестор быстро.

Я сказал дону Хуану, что я боюсь того, что меня ожидает, и что я

определенно был трюком вовлечен во все это. Я, который даже не воображал

ситуации, подобной той, в которой мы с Паблито сейчас оказались. Я сказал,

что что-то действительно пугающее овладело мной и мало-помалу подталкивало

меня, пока я не оказался лицом к лицу с чем-то, что может быть хуже смерти.

- Ты жалуешься, - сказал дон Хуан сухо. Ты чувствуешь жалость к самому

себе до последней минуты.

Они все рассмеялись. Он был прав. Что за необоримая тяга! А я-то думал,

что изгнал ее из своей жизни. Я попросил их всех простить мой идиотизм.

- Не извиняйся, - сказал мне дон Хуан. - извинения - это чепуха. Что

действительно имеет значение, так это быть неуязвимым воином в этом

уникальном месте силы. На этом месте были лучшие воины. Будь таким же,

какими были они.

Затем он обратился к Паблито и ко мне, к обоим. - Вы уже знаете, что

это последняя задача, в которой мы будем вместе, - сказал он. - вы войдете в

нагваль и тональ путем одной своей личной силы. Хенаро и я находимся здесь

только для того, чтобы попрощаться с вами. Сила определила, чтобы Нестор был

свидетелем. Да будет так.

Это будет также последним перекрестком у вас, свидетелем которого будем

мы с Хенаро. Как только вы войдете в неизвестное сами, вы уже не сможете

зависеть от нас в том, чтобы возвратиться, поэтому это решение спорное. Вы

можете решить, возвращаться или нет. Мы уверены, что у вас двоих хватит силы

вернуться, если вы решите это сделать. Прошлой ночью вы смогли в

совершенстве вместе или по отдельности отшвырнуть олли, который иначе

раздавил бы вас до смерти. Это было испытанием вашей силы.

Я могу добавить также, что мало воинов остаются живыми после встречи с

неизвестным, которое сейчас ждет вас. Не столько потому, что это трудно, но

потому, что нагваль привлекателен вне всяких слов, и воины, которые

отправляются в него, находят, что возвращаться к тоналю или к миру порядка

шума и боли неприятнейшее дело.

Решение остаться или вернуться делается чем-то внутри нас, что не

является ни нашим разумом, ни нашим желанием, а нашей волей. Поэтому

невозможно заранее узнать исход.

Если вы выберете не возвращаться, то вы исчезнете, как если бы земля

поглотила вас. Но если вы выберете вернуться на эту землю, то вы должны

будете ждать, как истинные воины, они будут закончены или успехом или

неудачей, вы обретете власть над целостностью самих себя.

Дон Хуан на секунду остановился. Дон Хенаро посмотрел на меня и

подмигнул.

- Карлитос хочет узнать, что это значит, обрести власть над

целостностью самого себя? - сказал он, и все засмеялись.

Он был прав. При любых других обстоятельствах я бы спросил это, однако

ситуация была слишком мрачной для вопросов.

- Это означает, что воин в конце концов встретился с силой,- сказал дон

Хуан.

- Никто не может сказать, что каждый воин будет с ней делать. Может

быть вы двое будете бродить мирно и незаметно по лицу земли, или может быть

вы вернетесь чтобы стать ненавидимыми людьми, а может быть почитаемыми или

добрыми. Все это зависит от неуязвимости и свободы вашего духа.

Важной вещью, однако, является ваша задача. Это дар, который делает

учитель и бенефактор своим ученикам. Я надеюсь, что вы оба успешно доведете

свои задачи до их кульминации.

- Ожидание, чтобы выполнить эту задачу, является весьма особым

ожиданием, - сказал дон Хенаро совершенно внезапно. - и я собираюсь

рассказать вам историю о племени воинов, которое жило в другие времена на

горах где-то в том направлении, - он небрежно указал на восток, но затем,

после секундного колебания он, казалось, изменил решение, поднялся и указал

на далекие северные горы.

- Нет, они жили в том направлении, - сказал он, глядя на меня и

улыбаясь со знающим видом. - в точности в 135 километрах отсюда.

Дон Хенаро, должно быть, изображал меня. Его рот и лоб были

наморщенными, его руки были плотно прижаты к груди, удерживая какой-то

воображаемый предмет, который, должно быть, был записной книжкой. Он принял