Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы (Часть 1)

ее руки таким же образом, как я ударил донью

Соледад. Лидия сказала, что рука Розы будет беспомощной,

пока я не найду способа помочь ей.

Затем в комнату пришла Роза. Ее рука была замотана в

кусок материи. Она взглянула на меня. Ее глаза были подобны

глазам ребенка. Мои ощущения были в полном смятении. Но

другая часть оставалась невозмутимой. Если бы не эта часть,

то я не остался бы в живых после нападения доньи Соледад или

сокрушительного удара Розы.

После долгого молчания я сказал им, что с моей стороны

было мелочно раздражаться их сообщениями посредством ног, но

что нельзя сравнить орание и стучание по столу с тем, что

сделала Роза. В виду того, что я не был знаком с их

практикой, она могла сильно повредить мою руку своим ударом.

Я потребовал самым угрожающим тоном, чтобы она показала

мне свою руку. Она с неохотой развернула ее. Рука была

опухшая и красная. В моем уме не оставалось никакого

сомнения, что эти люди осуществляли определенного рода

испытания, которые дон Хуан подстроил мне. Вступая в

конфронтацию с ним, я был ввергнут в сферу, которую

невозможно было достичь или постигнуть в разумных терминах.

Он повторял снова и снова, что моя разумность охватывает

только очень маленькую часть того, что он называл

целостностью самого себя. Под напором непривычной и вполне

реальной опасности моего физического уничтожения, мое тело

должно было воспользоваться своими скрытыми ресурсами, либо

умереть. Трюк, казалось, заключался в принятии возможности,

что такие ресурсы существуют и могут быть достигнуты. Годы

тренировки были шагами для того, чтобы прибыть к этому

понятию. Согласно своей предпосылке о невозможности никаких

компромиссов, дон Хуан добивался полной победы или полного

поражения для меня. Если бы тренировка потерпела неудачу,

чтобы привести меня в контекст с моими скрытыми ресурсами,

то испытание сделало бы это очевидным, в каковом случае я

практически ничего не смог бы сделать. Дон Хуан сказал донье

Соледад, что я убил бы самого себя. Будучи столь глубоким

знатоком человеческой природы, он, вероятно, был прав.

Было пора переменить направление действий. Лидия

сказала, что я мог бы помочь Розе и донье Соледад той же

самой силой, которая причина им вред; проблема, следова-

тельно, была в том, чтобы воспроизвести правильную

последовательность ощущения, или мыслей, или чего-то еще,

чтобы заставить мое тело высвободить эту силу. Я взял руку

Розы и стал трогать ее, чтобы она излечилась. Я испытывал к

ней только наилучшие ощущения. Я гладил ее руку, сжимал ее

(Розу) в объятиях долгое время. Я гладил ее голову, и она

уснула на моем плече, однако, краснота и опухлость ее руки

не претерпела никаких изменений.

Лидия наблюдала за мной, не говоря ни слова. Она

улыбалась мне. Я хотел сказать ей, что потерпел фиаско как

исцелитель. Ее глаза, казалось, поймали мое настроение и

удерживали его до тех пор, пока оно не застыло.

Роза хотела спать. Она была смертельно усталая либо

больная. Я не хотел доискиваться, какая из двух причин имела

место. Я поднял ее на руки, она была легче, чем я мог

вообразить. Я отнес ее к постели дона Хуана и осторожно

уложил ее. Лидия укрыла ее. В комнате было очень темно. Я

выглянул из окна и увидел безоблачное небо, усыпанное

звездами. Вплоть до этого момента я упускал из виду тот

факт, что мы находились на довольно большой высоте.

Когда я взглянул на небо, я ощутил прилив оптимизма.

Казалось, что звезды каким-то образом рады мне. Смотреть в

юго-восточном направлении было действительно восхитительно.

Внезапно у меня возникло ощущение, которое я ощущал

обязанным удовлетворить. Я захотел посмотреть, насколько

отличался вид неба из окна доньи Соледад, которое было

обращено на север. Я взял Лидию за руку с намерением повести

туда, но щекочущее чувство на макушке моей головы остановило

меня. Оно прошло, как волна ряби по спине к пояснице, а

оттуда к подложечной ямке. Я сел на мат. Я попробовал

вспомнить свои ощущения. Казалось, в тот самый момент, когда

я ощутил щекочущее раздражение на своей голове, мои мысли

уменьшились по силе и по количеству. Я пытался, но не мог

вовлечь себя в обычный ментальный процесс, который я называл