Не дожидаясь моего ответа, она медленно пошла к
двери и с шумом захлопнула ее.
- Пока мы здесь, нам ничего другого не остается, кроме
как ждать, - сказала она.
Лидия вернулась в комнату с каким-то пакетом, в котором
был какой-то предмет, обернутый в кусок темно-желтой
материи. Она казалась очень расслабленной. Я заметил, что
она имеет очень властные черты характера. Каким-то образом
она сообщила свое расположение духа Розе и мне.
- Ты знаешь, что здесь у меня? - спросила она.
Я не имел ни малейшего понятия. Она начала неторопливо
разворачивать сверток. Потом она остановилась и посмотрела
на меня. Она, казалось, колебалась. Она усмехнулась, как
будто очень стеснялась показать, что было в свертке.
- Этот пакет Нагваль оставил для тебя, - пробормотала
она, - но я думаю, что нам лучше подождать ла Горду. Я
настаивал, чтобы она развернула его. Она свирепо взглянула
на меня и унесла пакет из комнаты, не сказав ни слова. Я
наслаждался игрой Лидии. Она исполняла нечто такое, что
находилось в полном согласии с поручением дона Хуана. Она
продемонстрировала мне, как извлечь небольшую пользу из
обычной ситуации. Принеся пакет ко мне и сделав вид, что она
собирается открыть его, уведомив меня, что дон Хуан оставил
его для меня, она действительно создала тайну, которая была
почти невыносимой. Она знала, что я вынужден остаться, если
хочу узнать содержимое этого пакета. Я мог думать о
множестве вещей, которые могли быть в этом свертке.
По-видимому, это была трубка, которую дон Хуан использовал,
когда имел дело с психотропными грибами. Он как-то заметил,
что эта трубка будет отдана мне на хранение. Либо это мог
быть его нож, или кожаный кисет, или даже его магические
предметы силы. С другой стороны, это могла быть уловка со
стороны Лидии; дон Хуан был слишком изощрен, слишком
отвлечен, чтобы оставлять мне свои личные вещи.
Я сказал Розе, что я едва держусь на ногах и ослабел от
голода. У меня была идея поехать в город, отдохнуть пару
дней, а потом вернуться назад, чтобы увидеть Паблито и
Нестора. Я сказал, что к тому времени я смогу встретиться
даже с двумя другими девушками.
Тут вернулась Лидия, и Роза сказала ей о моем намерении
уехать.
- Нагваль дал нам приказания слушаться тебя, как его
самого, - сказала Лидия. - мы все являемся самим Нагвалем,
но ты являешься им больше всего по какой-то причине, которую
никто не понимает.
Обе они тотчас же заговорили со мной и гарантировали
всеми способами, что ни одна не собирается предпринимать
ничего против меня, как донья Соледад. У обеих в глазах
светилась такая горячая искренность, что даже мое тело
поверило. Я поверил им.
- Ты должен остаться, пока не вернется ла Горда, -
сказала Лидия.
- Нагваль сказал, что ты должен спать в его постели, -
добавила Роза.
Я начал ходить по комнате, мучаясь каверзной дилеммой.
С одной стороны, я хотел остаться и отдохнуть, я чувствовал
себя физически легко и счастливо в их присутствии, чего я не
ощущал днем раньше с доньей Соледад. С другой стороны, моя
разумная часть вообще не расслабилась. На этом уровне я был
таким же испуганным, как все время. У меня были моменты
слепого отчаяния, когда я действовал смело, но после того,
как эти действия заканчивались, я чувствовал себя таким же
уязвимым, как всегда.
Я погрузился в самоанализ, почти неистово вышагивая по
комнате. Обе девушки оставались неподвижными, с волнением
наблюдая за мной. Затем загадка внезапно разрешилась: я
знал, что что-то во мне лишь делало вид, что оно боится. Я
познакомился с этим способом реагировать в присутствии дона
Хуана. На протяжении лет нашей связи я всецело полагался на
него в отношении представления мне успокоительных мер от
моего страха. Моя зависимость от него давала мне утешение и
безопасность. Но теперь это было неразумно. Дон Хуан ушел.
Его ученики не имели его терпеливости, или его искушенности,
или его абсолютной власти. Искать у них утешения было
очевидной глупостью.
Девушки повели меня в другую комнату. Окно выходило на
юго-восток, там же была расположена и постель, которая
представляла собой толстый мат, вроде матраца. Большой,
длиной в два фута стебель агавы был разрезан таким образом,
что пористая ткань служила подушкой или опорой для шеи. В
средней части