Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы (Часть 1)

прямо спросил, довольна ли она своей

работой. Она сказала, что нет. Она была служанкой, живущей у

хозяев. Нагваль спросил, не хочет ли она пойти с ним, и она

сказала, что если для того, что она предполагает, то она не

согласна. Нагваль сказал, что он приглашает ее работать, и

она захотела узнать сколько он будет платить. Он назвал ей

цифру, и тогда она спросила, какая работа имеется в виду.

Нагваль сказал ей, что она будет работать с ним на табачных

полях на Велакрусе. Тогда она сказала ему, что она

испытывала его, если бы он сказал, что хочет пригласить ее

работать горничной, то она знала бы, что он лгун, потому что

он выглядит как человек, который никогда в жизни не имел

дома.

Нагваль был восхищен ею и сказал ей, что если она хочет

вырваться из ловушки, в которой она находится, она должна

прийти в дом Бениньо к полудню. Он также сказал ей, что

будет ждать не более чем до двенадцати; если она придет, она

должна быть готова к трудной жизни и обилию работы. Она

спросила его, как далеко находятся табачные поля. Нагваль

сказал, что в трех днях езды в автобусе. Роза сказала, что

раз это так далеко, она безусловно будет готова ехать, как

только отведет свинью обратно в хлев. Так она и сделала. Она

приехала сюда, и все полюбили ее. Она никогда не была

вредной или надоедливой. Нагваль не был вынужден заставлять

ее или хитростью вовлекать во что-нибудь. Она совсем не любит

меня и все же заботится обо мне лучше, чем кто-либо другой.

Я доверяю ей, и тем не менее я совсем не люблю ее, но когда

я уезжаю, я скучаю по ней больше всех. Можешь себе

представить это?

Я увидел печальный блеск в ее глазах. Я не мог удержать

свои подозрения. Она вытерла свои глаза непреднамеренным

движением руки. Тут в разговоре наступил естественный

перерыв. К этому времени начало темнеть, и писать было очень

трудно; кроме того, мне нужно было сходить в туалет. Она

настояла, чтобы я воспользовался уборной во дворе прежде

нее, как обычно делал сам Нагваль.

После этого она принесла две круглые бадьи размером с

детскую ванночку, наполнила их наполовину теплой водой и

добавила немного зеленых листьев, предварительно размяв их

тщательно своими руками. Она предложила мне авторитетным

тоном помыться в одной бадье, в то время как она сделает то

же самое в другой. Вода имела почти благоухающий запах. Она

вызывала ощущение щекотки. На лице и руках она давала

ощущение слабого ментола.

Мы вернулись в ее комнату. Она положила мои письменные

принадлежности, которые я оставил на ее постели, наверх

одного из комодов. Окна были открыты и было все еще светло.

Должно быть, было около семи часов.

Донья Соледад легла на спину. Она улыбалась мне. Я

подумал, что она была воплощением теплоты. Но в то же самое

время, несмотря на ее улыбку, ее глаза выдавали ощущение

безжалостности и непреклонной силы.

Я спросил ее, как долго она была с доном Хуаном как его

женщина или ученица. Она посмеялась над моей осторожностью в

наклеивании ярлыка на нее. Ее ответ был - семь лет. Потом

она напомнила мне, что я не видел ее в течение пяти лет. До

этого момента я был убежден, что я ее видел года два назад.

Я попытался вспомнить последнее время, но не смог.

Она сказала мне лечь на постель с ее стороны. Очень

мягким голосом она спросила меня, боюсь ли я. Я сказал -

нет, что было правдой. В тот момент в ее комнате я

столкнулся со своей старой реакцией, которая появлялась

бесчисленные разы, как смесь любопытства и губительной

индифферентности.

Почти шепотом она сказала, что она должна быть

неуязвимой со мной, и сообщила мне, что наша встреча была

решающей для нас обоих. Она сказала, что Нагваль дал прямые

и детальные приказания что делать. Когда она говорила, я не

мог удержаться от смеха, глядя на ее поразительную попытку

говорить как дон Хуан. Я прислушался к ее утверждениям и не

мог предсказать, что она скажет дальше.

Внезапно она села. Ее лицо было в несколько дюймах от

моего, мне были видны е белые зубы, блещущие в полутьме

комнаты. Она обвила меня руками и повалила на себя.

Мой ум был очень ясным и все же что-то вело меня глубже

и глубже, как в трясину. Я испытывал в себе что-то такое, о

чем я не имел понятия. Внезапно я понял, что каким-то

образом я все время ощущаю ее ощущения. Она была очень