Затем сбежала Жозефина. Она уже была напугана тем, что
случилось с Лидией, но вскоре забыла об этом. Однажды в
воскресенье, во второй половине дня, когда она шла за дом,
сухой лист зацепился за нити ее шали. Ее шаль была соткана
рыхло. Она попыталась вытащить листик, но боялась испортить
шаль. Поэтому, когда она вошла в дом, то немедленно
попыталась высвободить его, но это не получилось, т.к. он
застрял. Жозефина в порыве гнева стиснула шаль и лист и
раскрошила его рукой. Она подумала, что маленькие кусочки
легче будет вытащить. Я услышала иступленный вопль, и
Жозефина упала на землю. Я подошла к ней и обнаружила, что
она не может открыть руку. Лист изрезал ее руку, словно
кусочками бритвенных лезвий. Лидия и я помогали ей и
нянчились с ней семь дней. Жозефина была упрямей, чем кто бы
то ни было. Она почти умирала. В конце концов она сумела
раскрыть свою руку, но только после того, как она в своем
уме решила оставить свои старые пути. У нее все еще бывают
боли в теле, особенно в руке, из-за плохого настроения,
которое все еще возвращается к ней. Нагваль сказал им обеим,
что они не должны полагаться на свою победу, так как каждый
из нас всю свою жизнь ведет борьбу против своих старых 'я'.
Лидия и Жозефина никогда не боролись снова. Я не думаю,
что они любят друг друга, но они, безусловно, ладят. Я люблю
этих двух больше всего. Они были со мной все эти годы. Я
знаю, что они любят меня тоже.
- Как насчет двух других девушек?
- Годом позже пришла Елена, она и есть ла Горда. Она
была в гораздо худшем состоянии, чем ты можешь себе
вообразить. Она весила 220 фунтов. Она была доведенной до
отчаяния. Паблито дал ей приют в своей лавке. Она занималась
стиркой и утюжкой, чтобы содержать себя. Нагваль пришел
однажды ночью к Паблито и заметил работавшую толстую
девушку, над которой летал круг мотыльков. Он говорил, что
мотыльки образовывали совершенный круг, какой он мог только
наблюдать. Он видел, что женщина была близка к концу своей
жизни, однако мотыльки давали ему несомненный знак. Нагваль
действовал быстро и взял ее с собой.
Она была хорошей некоторое время, но дурные привычки,
которые она усвоила, были слишком глубоко укоренившимися, и
она не могла отказаться от них . Поэтому однажды Нагваль
послал ветер помочь ей. Вопрос был в том, чтобы помочь ей,
либо прикончить ее. Ветер начал дуть на нее, пока он не
вывел ее из дома, в тот день она была одна и никто не видел,
что происходило. Ветер толкал ее в холмы и ущелья, пока она
не упала в ров, яму в земле вроде могилы. Ветер держал ее
там несколько дней. Когда Нагваль наконец нашел ее там, она
сумела остановить ветер, но была слишком слаба, чтобы идти.
- Как девушкам удавалось остановить то, что действовало
на них?
- Ну, в первую очередь, то, что действовало на них,
была тыква-горлянка, которую Нагваль носил привязанной к
своему поясу.
- А что было в горлянке?
- Олли, которых Нагваль носит с собой. Он говорил, что
олли выходят через его горлянку. Не спрашивай больше меня,
так как я больше ничего не знаю об олли. Все, что я могу
сказать тебе, это то, что Нагваль распоряжается двумя олли и
заставляет их помогать ему. В случае моих девочек олли
возвращается назад, когда они были готовы измениться либо
умереть. Но этот случай произошел со всеми ними тем или иным
путем. И ла Горда изменилась больше, чем кто-либо еще.
Она была пустой, в действительности более пустой, чем
я, но она обработала свой дух, пока она не стала самой
силой. Я не люблю ее. Я боюсь ее. Она знает меня. Она
проникает в меня и мои ощущения, и это тревожит меня. Но
никто не может с ней ничего сделать, потому что она никогда
не теряет бдительности. Она ненавидит меня, но она думает,
что я злая женщина. Может быть она права. Я думаю, что она
знает меня достаточно хорошо, и я не такая неуязвимая, какой
я хотела бы быть, но Нагваль советовал мне не беспокоиться о
моих ощущениях относительно ее. Она подобна Элихио, мир
более не затрагивает ее.
- Что особого Нагваль сделал с ней?
- Он учил ее вещам, которым он не учил больше никого.
Он никогда не баловал ее или что-нибудь в этом роде. Он
доверял ей, она знает все обо всех. Нагваль также рассказал
мне обо всем, за исключением вещей, касающихся ее. Может
быть, это потому, что