Карлос Кастанеда

Второе кольцо силы (Часть 2)

которая была скрючена.

Я ответил Лидии так же, как ответила ла Горда: 'добрый

вечер, Лидия'.

Она села в конце стола, справа от меня. Я не знал,

начинать беседу или нет. Я собирался что-нибудь сказать, как

вдруг ла Горда легко стукнула мою ногу своим коленом и еле

заметным движением бровей дала мне сигнал слушать. Я снова

услышал приглушенный шелест длинного платья, соприкасавше-

гося с полом. Жозефина секунду стояла у двери, прежде чем

направиться к столу. Она приветствовала Лидию, ла Горду и

меня таким же образом. Я не мог оставаться серьезным, глядя

на нее. Она также была одета в длинное платье, шаль и была

без обуви, но у нее платье было на 3-4 размера больше и она

положила в него толстую подкладку. Ее внешность была

совершенно несообразной, ее лицо было худое и юное, но тело

выглядело гротескно раздутым.

Она взяла скамейку, поставила ее с левого конца стола и

села. Они все трое выглядели чрезвычайно серьезными. Они

сидели, сдвинув ноги вместе и держа спины очень прямо.

Я еще раз услышал шуршанье платья и вошла Роза. Она

была одета так же, как и другие, и тоже была босая. Ее

приветствие было таким же формальным и, естественно,

включало Жозефину. Она ответила ей тем же самым формальным

тоном. Она села напротив через стол лицом ко мне. Все мы

довольно долго оставались в абсолютном молчании.

Ла Горда внезапно заговорила, и звук ее голоса заставил

всех остальных подскочить.

Она сказала, указывая на меня, что Нагваль собирается

показать им свои олли, и что он собирается воспользоваться

своим специальным зовом, чтобы вызвать их в комнату.

Я попытался обратить это в шутку и сказал, что Нагваля

здесь нет, так что он не может вызвать никаких олли. Я

думал, что они собираются засмеяться. Ла Горда закрыла лицо,

а сестрички уставились на меня. Ла Горда положила руку на

мой рот и прошептала мне на ухо, что мне абсолютно

необходимо воздерживаться от идиотских высказываний. Она

взглянула мне прямо в глаза и сказала, что должен вызвать

олли, делая зов бабочек.

Я неохотно начал. Но как только я принялся за это, мной

овладело увлечение, и я обнаружил, что спустя считанные

секунды я уделяю максимум концентрации произведению это

звука. Я модулировал его излияние и управлял воздухом,

выталкиваемым из моих легких, таким образом, чтобы

произвести наидлиннейшее возможное постукивание. Это звучало

очень мелодично.

Я набрал огромную порцию воздуха, чтобы начать новую

серию. Внезапно я остановился. Что-то снаружи дома

откликалось на мой зов. Постукивающие звуки шли со всех

сторон вокруг дома, даже с крыши. Сестрички встали и

столпились, как испуганные дети, вокруг ла Горды и меня.

- Пожалуйста, Нагваль, не вызывай ничего в дом, -

умоляла меня Лидия.

Даже ла Горда казалась немного испуганной. Она дала мне

рукой резкую команду остановиться. Я в любом случае не

собирался продолжать производить звук. Однако олли - или как

бесформенные силы, или как существа, которые шныряли за

дверью - не были зависимыми от моего постукивающего звука. Я

снова ощутил, как две ночи тому назад в доме дона Хенаро,

невыносимое давление, тяжесть, навалившуюся на весь дом. Я

мог чувствовать ее в своем пупке, как зуд, нервозность,

которая вскоре обратилась в настоящее физическое страдание.

Три сестрички были вне себя от страха, особенно Лидия и

Жозефина. Они обе скулили, как раненые собаки. Все они

окружили меня, а потом уцепились за меня. Роза заползла под

стол и засунула голову между моими ногами. Ла Горда стояла

позади меня так спокойно, как только могла. Через несколько

секунд истерия и страх этих трех девушек возросли до

огромных размеров. Ла Горда наклонилась и прошептала, что я

должен издать противоположный звук, который рассеет их. У

меня был момент крайней неопределенности. Я действительно не

знал никакого другого звука. Но затем у меня быстро возникло

щекочущее чувствование на верхушке моей головы, дрожь в теле

и я неизвестно почему вспомнил особый свист, который дон

Хуан обычно выполнял ночью и которому постарался обучить

меня. Он представил мне его, как средство удерживать свое

равновесие во время ходьбы, чтобы не отклониться с пути в

темноте.

Я начал издавать свой свист, и давление в моей пупочной