Карлос Кастанеда

Путешествие в Икстлен (Часть 1)

Я напомнил ему, что

он заверил меня в том, что я могу задавать ему вопросы. Он

повторил, что он совсем не возражает против этого.

- У меня больше нет личной истории, - сказал он и

взглянул на меня испытующе. - я бросил ее однажды, когда

почувствовал, что в ней нет больше необходимости.

Я уставился на него, пытаясь найти скрытое значение его

слов.

- Но как можно бросить свою личную историю? - спросил я

в настроении поспорить.

- Сначала нужно иметь желание бросить ее, - сказал он,

- А затем следует действовать гармонично, чтобы обрубить ее

мало-помалу.

- Но зачем кто-либо будет иметь такое желание? -

воскликнул я.

У меня была ужасно сильная привязанность к моей личной

истории. Мои семейные корни были глубоки. Я честно

чувствовал, что без них моя жизнь не имела бы ни цели, ни

длительности.

- Может быть, тебе следует рассказать мне, что ты

имеешь в виду под словами бросить личную историю, - сказал

- Разделаться с ней, вот что я имею в виду, - заметил

он, как отрезал.

Продолжал настаивать, что не понимаю этого.

- Ну, возьмем тебя, например. Ты - яки, ты не можешь

изменить этого.

- Разве я - яки? - спросил он, улыбаясь. - откуда ты

знаешь это?

- Правда! - сказал я. - я не могу этого знать

наверняка. Это так. Но ты знаешь это, и именно это имеет

значение. Именно это делает личную историю. - я чувствовал,

что загнал его в угол.

- Тот факт, что я знаю, являюсь я яки или нет, не

делает его личной историей, - заметил он. - лишь тогда,

когда еще кто-либо знает о нем, он становится личной

историей. И уверяю тебя, что никто никогда этого не узнает

наверняка.

Я кое-как записал, что он сказал. Я перестал

записывать и взглянул на него. Я не мог составить

представления о нем. Мысленно я пробежал через свои

впечатления о нем. Загадочным и беспрецедентным образом он

взглянул на меня во время нашей первой встречи. Очарование,

с которым он утверждал, что получает согласие от всего, что

его окружает, его раздражающий юмор и его алертность, его

явно глупый вид, когда я расспрашивал его о его отце и

матери, а затем эта неожиданная сила его утверждений,

которые сразу отбросили меня.

- Ты не знаешь, что я такое, не так ли? - сказал он,

как если бы читал мои мысли. - ты никогда не узнаешь, кто

или что я есть, потому что я не имею личной истории.

Он спросил у меня, был ли у меня отец. Я сказал, что

да. Он сказал, что мой отец был примером того, о чем он

говорит. Он попросил меня вспомнить, что мой отец думал обо

мне.

- Твой отец знал о тебе все, - сказал он, - поэтому он

полностью распланировал тебя. Он знал, кто ты есть, и что ты

делаешь. И нет такой силы на земле, которая могла бы

заставить его изменить его мнение о тебе.

Дон Хуан сказал, что каждый, кто знал меня, имел обо

мне свою идею, и что я питал эту идею всем, что я делал.

- Разве ты не видишь? - спросил он драматически. - ты

должен обновлять свою личную историю, говоря своим

родителям, своим родственникам и своим друзьям обо всем, что

ты делаешь. С другой стороны, если у тебя нет личной

истории, то никаких объяснений не требуется, никто не

сердится, никто не разочаровывается в твоих поступках. И,

более того, никто не пришпиливает тебя своими мыслями.

Внезапно идея стала ясной у меня в уме. Я почти знал

это сам, но я никогда не рассматривал таких мыслей. Не иметь

личной истории действительно было очень заманчивой

концепцией, по крайней мере, на интеллектуальном уровне.

Однако, это дало мне чувство одиночества, которое я нашел

угрожающим и отвратительным. Мне хотелось обговорить с ним

вопрос об этих моих чувствах, но я держался начеку. Что-то

было ужасно неуместным в этой ситуации. Я чувствовал

неловкость в том, что вступаю в философский спор со старым

индейцем, который, очевидно, не имеет 'интеллектуальности'

студента университета. Каким-то образом он увел меня в

сторону от моего первоначального намерения расспросить о его

генеалогии.

- Я не знаю, каким образом мы разговариваем об этом,

тогда как все, что я хотел узнать, так это несколько имен

для моих бланков, - сказал я, пытаясь повернуть разговор к

той теме, которую я хотел.